Джеймс Олдридж - Победа мальчика с лесного берега

Через секунду он уже с невинным видом сидел на своем месте.

В это время в дверях показался мистер Смелл.

Все нормальные проявления жизни так или иначе сопровождаются шумом, и в тишине всегда есть что-то противоестественное. Именно такой и была тишина, вдруг оборвавшая кутерьму в классе.

— Встаньте! — отрывисто и сурово приказал мистер Смелл. Он даже не смотрел на мисс Хармсворт, которая еще не совсем оправилась. — Ну! В чем дело? Что здесь происходит? Что за шум? Отвечайте.

Ох, эта тишина!

— Я предупреждал вас! — сердито закричал мистер Смелл. — Из-за чего весь этот беспорядок? Если вы будете молчать, каждый получит по шесть ударов ремнем. Весь класс. Ну?

— Это все ящерица… — нерешительно сказала Мэри Такери, крупная, рано созревшая девочка, любимица учителей, всегда трепетавшая перед наказанием.

— Ящерица? Кто принес ее сюда?

Молчание.

— Мэри Такери, — сказал мистер Смелл. — Кто принес ящерицу?

— Не знаю, сэр…

— Пусть тот, кто сделал это, встанет, не то я на всю неделю оставлю вас без спортивных игр.

Эдгар понял, что дело его плохо. Неписаный закон требовал, чтобы он сознался; но мальчик не мог заставить себя сделать это под пристальным взглядом мистера Смелла.

— Все, кто живет в лесу, встаньте: Уайт, Аллан, Кэмпбелл, Дигби. Кто из вас принес ящерицу?

Молчание.

— Ты, Кэмпбелл?

— Нет, сэр, — дерзко и вызывающе ответил Скотти.

— Уайт?

— Не я, сэр.

— Аллан?

Эдгар промолчал.

— А! Значит ты! Ступай за мной в кабинет. Остальные садитесь и запомните мое предупреждение. В следующий раз весь класс будет наказан.

По его свирепому тону все поняли, что он не задумываясь приведет угрозу в исполнение. Он повернулся и вышел, Эдгар последовал за ним.

Босые пятки мальчика гулко стучали по коридору, но ему казалось, что сердце его стучит еще громче. Он засунул дрожащие руки в карманы, безуспешно пытаясь храбриться; он не чувствовал озлобления, но сознание вины внезапно исчезло. Он думал только о несправедливости того, что должно сейчас произойти. Ему казалось, что он не сделал ничего дурного, а его хотят наказать. На беду, чувство оскорбленной невинности едва ли могло утешить его, так же как и философская мысль, что все скоро кончится и будет не очень больно. Сама расправа — ничто в сравнении с ожиданием ее; и, не сводя глаз с аккуратной складки на брюках мистера Смелла, мальчик чувствовал, что во рту у него пересохло, а все тело точно налилось свинцом. Мистер Смелл был жестоким и несправедливым человеком, так по крайней мере казалось Эдгару. Если бы не страх, он ударил бы мистера Смелла из одного лишь чувства протеста. Но страх был настолько силен, что даже мысль о бегстве не пришла Эдгару в голову.

Он остановился перед столом мистера Смелла, сам протянул руку и только сморщился, когда толстый кожаный ремень стегнул его пониже локтя.

— Еще! — сказал мистер Смелл, когда Эдгар опустил руку.

Он ударил Эдгара по правой руке шесть раз.

— Теперь другую!

Мистер Смелл держал ремень крепко и уверенно, и когда Эдгар протянул левую руку, ударил со всего размаха, движимый не гневом, но справедливостью, не жестокостью, но чувством долга; не глядя на мальчика, он снова заносил ремень, это воплощение печальной необходимости, и снова хлестал, думая лишь о пользе, которую принесет ребенку суровый урок.

Обычно он ограничивался десятью ударами, но на этот раз какое-то внутреннее побуждение заставило его добавить еще два. После этого он взглянул на мальчика и увидел две прозрачные слезы на его грязных щеках. Грязь — вот что огорчило его; впрочем, сейчас он готов был простить Эдгару грязь и ничего не сказал; Эдгар повернулся и вышел из кабинета. Закрывая дверь, он слышал, как мистер Смелл вздохнул.

Эдгар всхлипнул, проглотил слюну, сплюнул и вошел в класс, встреченный благоговейным молчанием тех, кому удалось избежать кары. Он остановился у дверей, ожидая разрешения сесть; мисс Хармсворт, казалось, сама была готова расплакаться. Однако никто из детей не заметил ее минутной слабости, а Эдгар, разумеется, видел в ней только виновницу беды.

— Садись, Эдгар, — сказала мисс Хармсворт, и мальчик пошел на место. — Я… — начала она и тут же осеклась. — Я не люблю, когда детей бьют…

— Это не больно, мисс, — заверил Скотти Кэмпбелл. Скотти попадало чаще других, но чем больше его били, тем пренебрежительней он к этому относился.

— Если все вы станете хорошо вести себя, наказаний не будет, — в отчаянии проговорила мисс Хармсворт, но ей не удалось выразить свое глубокое отвращение к насилию, и собственные слова показались ей лишь повторением надоевшей учительской морали. — А теперь продолжим.