Дуглас Кеннеди - Испытание правдой

Я рассказала и глотнула вина:

— Вино хорошее, расслабляет.

— Это с новой винодельни на границе с Британской Колумбией. «Рабан Эстейтс». Первоклассный продукт, и, кстати, про это «Пино», 2002 года, была хвалебная статья в «Вайн гурмэ» за текущий месяц.

— Цена, наверное, соответствует?

— Тридцать пять за бутылку.

Я сделала еще глоток:

— За такую цену, я бы сказала, что оно божественное. Тяжелый день был?

— Две пересадки бедренного сустава, одна реконструкция хряща и еще хоккеист из спортивной школы с тяжелыми повреждениями голени и таза. Попал в аварию на своей «мазде-миата», когда мчался на тренировку.

— Что за родители, которые дарят школьнику «мазду-миата»?

— Судя по всему, богатые.

— Откуда ты знаешь про марку машины?

— Спросил у парнишки, прежде чем анестезиолог ввел ему наркоз.

— Как трогательно. Мне нравится.

Дэн улыбнулся.

— Если ты выпиваешь, — спросила я, — значит, завтра не оперируешь?

— Нет, просто с половины восьмого утра прием пациентов, и на весь день. А ты во сколько едешь в Берлингтон?

— Часов в девять. Но мне еще нужно проверить сочинения, так что оставляю тебя наедине с хищниками… кстати, как называются эти уродцы? — спросила я, кивая на экран.

— Кугуары. Это документальный фильм про Канадские Скалистые горы.

— Виды потрясающие, — сказала я.

— Да, нам стоит еще раз подумать о том, чтобы провести отпуск в Банфе.

— И быть съеденными кугуарами? Забудь.

— Шансы на это так же велики, как пострадать от метеорита. В любом случае, мы ведь говорили о том, что неплохо было бы отдохнуть в Банфе.

— Нет, это ты говорил о Банфе. Так же, как говорил и про Ливардские острова, Большой Барьерный риф, Белиз и прочие красоты, которые открыл для себя на канале «Дискавери». И как всегда, все заканчивалось тем, что мы проводили неделю на Бермудах, потому что а) это близко, и б) ты не можешь себе позволить более продолжительный отпуск.

— Неужели я так предсказуем?

— Да, — сказала я, поднялась и снова поцеловала его в голову. — А сейчас я пропущу еще один стаканчик вина и начну штудировать два десятка отвратительно написанных сочинений по «Эванджелине» Лонгфелло.

— Перспектива стоит того, чтобы выпить.

— Я не задержусь допоздна.

— Ну, а я буду сворачиваться, как только кугуар атакует стадо оленей. Кстати, чуть не забыл, тебе от Лиззи сообщение на автоответчике. Ничего срочного, но, кажется, она снова хандрит. Что, опять проблемы с бойфрендом?

— Я не узнаю, пока не поговорю с ней. Но вполне возможно.

— Ей следует поступить мудро и выйти замуж за милого доктора.

Я слегка опешила, но тут заметила, что мой муж хитро улыбается мне.

— Да, сейчас же передам ей твой совет, — рассмеялась я.

Поднимаясь по лестнице к себе в кабинет, я почувствовала, что во мне нарастает тревога. После недавнего разрыва с бойфрендом — уже третьим за последние два года — Лиззи заметно приуныла, и ее настроение начинало меня беспокоить. Ей следует поступить мудро и выйти замуж за милого доктора. Дэн, как всегда, был сама практичность, только вот он не догадывался, что на самом деле зрит в корень. В последнее время, во всяком случае до прошлой недели, Лиззи встречалась с доктором — дерматологом (ну, по мне, так все лучше, чем с проктологом). От Дэна она скрывала эти длившиеся вот уже полгода отношения, потому что ее избранник-доктор был женат и к тому же успел засветиться на телевидении. И хотя я пыталась убедить Лиззи, что ее отец не ханжа и не станет порицать ее за отношения с женатым мужчиной, она взяла с меня твердое обещание не выдавать ее секрет.

Моя дочь не впервые доверяла мне свои тайны. И не впервые противилась тому, чтобы поделиться подробностями своей личной жизни с отцом. И не то чтобы у Лиззи не было контакта с Дэном, так же как его нельзя было назвать отцом-упрямцем из тех, кого невозможно ослушаться. Напротив, Дэн всегда расслаблялся с детьми — ну, если, конечно, был рядом. Я нередко задаюсь вопросом, не оттого ли Лиззи пребывает в бесконечном поиске достойного парня, а Джефф воспылал любовью к консервативным семейным ценностям, что их детство и отрочество прошли практически без отца. Но мне тут же возражает другой внутренний голос: черт возьми, дети выросли в стабильной счастливой семье, всегда были окружены вниманием, беззаветно любимы, ни в чем не нуждались. И если чему и научили меня двадцать пять лет педагогической практики, так это уверенности в том, что дети приходят в этот мир со своим багажом, который не поменять ни хорошим, ни плохим обращением. Говорю это, но все равно переживаю за своих детей, особенно за Лиззи, которая слишком ранима и трепетно ко всему относится.