Дуглас Кеннеди - Испытание правдой

Я кивнула.

— Вот и хорошо. Теперь дальше: я заказала на ужин суши, рассудив, что в твоем деревенском штате, откуда ты прибыла, с японской кухней напряженно. Есть возражения против сырой рыбы?

— Как ни странно это прозвучит, но даже деревенская девчонка вроде меня пробовала суши.

— Не перестаю удивляться, какого прогресса мы достигли в этой стране…

Марджи сделала еще глоток водки.

— Ладно, теперь к делу. Видишь вон ту папку на столе? — Она жестом показала на пухлый желтый конверт на обеденном столе возле кухни. — Это вырезки из газет — все, что было написано о тебе за последние две недели. Большую часть ты, наверное, не видела, поскольку, как сама говорила, с недавних пор по какой-то странной причине отключилась от средств массовой информации и Интернета.

— Это правда. Но, похоже, я многое пропустила.

— О, глупость всей этой истории вышла за рамки приличий. Чак Канн уже выжал из нее четыре колонки, и каждый неоконсервативный мудрец в этой стране — от Коултер до Брукса и Кристола [67] Энн Коултер (род. 1961) — американский юрист, консерватор, социальный и политический комментатор; колумнистка; Дэвид Брукс (род. 1961) — журналист газеты «Нью-Йорк тайме»; Уильям Кристол (род. 1952) — американский неоконсервативный политический аналитик и комментатор. — воспользовался шансом облить тебя грязью и лишний раз подчеркнуть, что ты воплощаешь в себе всю аморальную и гедонистическую сущность шестидесятых. Одни стыдят тебя за отказ просить прощения, другие анализируют, способно ли наше поколение отвечать за свои поступки, и, кстати, есть даже парочка статей в твою поддержку… но они напечатаны в левых малотиражных изданиях вроде «Нейшн» и «Мазер Джоунс», которые в основном адресованы новообращенным. В любом случае, я бы хотела, чтобы ты прочитала все…

— В этом нет необходимости. Я уже в курсе того, что обо мне наплели. И больше не желаю читать о своих грехах.

— Как знаешь. Я просто хочу, чтобы ты знала содержание этих статей, на случай, если Джулиа или Джадсон выудят какую-нибудь цитату…

— Я уже решила, как отвечать на это.

— Поделись.

— Они вправе писать обо мне все что угодно. И хотя я могу и не соглашаться, я все равно это принимаю. Но моя совесть чиста в том, что касается законности моих поступков.

Она задумалась.

— Неплохо. Но это помойное телешоу, а не конституционный Конвент 1787 года, и, если ты начнешь выступать, как Томас Джефферсон, это не прокатит. Поэтому я предлагаю следующее…

Мы еще раз пробежались по сценарию, внося последние штрихи, выявляя потенциально слабые места, ужесточая мои возражения и аргументацию.

Принесли заказанную еду. За суши мы почти не разговаривали. По обоюдному молчаливому согласию мы старательно избегали больной темы — Марджи просто спросила, легче ли мне стало после уик-энда в Мэне, и лишь однажды вслух задалась вопросом, возможно ли такое, что Дэн вдруг одумается и вернется домой.

— У него «любовь», — сказала я. — И с чего вдруг он побежит обратно к той, которая не только предала его, но и выставила посмешищем в глазах приятелей по гольф-клубу?

— Вряд ли он улучшил свой имидж, когда ушел от тебя к твоей лучшей подруге.

— Наоборот, теперь он выглядит настоящим мачо, ведь его добиваются сразу две женщины. Что может быть лучше для его эго?

— Знаешь, я всегда думала, что Дэн — один из тех редких мужчин, у которых отсутствует эго.

— Он хирург, и у него, разумеется, есть эго. Проблема в том, что он всегда скрывал его. До последнего времени — пока я наконец не дала ему шанс воспользоваться им против меня.

— Ты опять взялась за самобичевание.

— Ну, что еще нового?

Мы управились с суши, щедро запивая его водкой, после чего вернулись к работе над интервью. Ближе к девяти вечера Марджи заметно сникла — последние силы, которые в ней еще оставались, стали покидать ее.

— Думаю, мне лучше лечь, — сказала она, прикладываясь к подушке, еще более жалкая, чем прежде.

— Давай я помогу тебе.

— Еще не хватало. Позволь мне сохранить хотя бы каплю достоинства. Но, прежде чем ты уйдешь, запомни две вещи, которые тебе пригодятся завтра. Первое: ты здесь жертва, но тебе нужно пройти по тонкой грани, не давая себя опустить и в то же время не опускаясь до истерики. Второе: то, о чем мы говорили, по-прежнему прорабатывается, и, похоже, все получится.

— Ты хочешь сказать, что есть сомнения?

— Кое-какие заминки, — сказала она и объяснила, в чем дело. — Завтра мы все узнаем точно.