Дуглас Кеннеди - Испытание правдой

— Расскажу при встрече.

— Что, все настолько плохо?

— Просто приезжай домой, Дэн.

Он не стал выпытывать у меня подробности (это было не в его стиле). Но я и не хотела утомительного пересказа событий, потому что все пыталась сообразить, как объяснить ему эту ссору, не сказав при этом, что все лето скрывала от него проблемы в нашей семье и что именно он — главный раздражитель для моей матери.

Однако на выручку мне пришел отец, который подсказал, как представить Дэну серьезные разногласия между мной и матерью.

Он появился в то утро, минут через десять после моего телефонного разговора с Дэном. Выглядел он усталым — глаза воспаленные, движения нервные и напряженные. В руке он держал мое пальто.

— Ты забыла, — сказал папа, с порога вручая мне пальто. — Должно быть, тебе было холодно возвращаться домой.

— Я не заметила.

— Я действительно очень виноват перед тобой, Ханна.

— Почему? Ты не сказал ничего плохого.

Он посмотрел мне в глаза:

— Ты знаешь, что я имею в виду.

Пауза.

— Может, зайдешь на чашку кофе? — предложила я.

Он кивнул.

Мы поднялись в квартиру и расположились на кухне. Пока варился кофе, отец оглядывался по сторонам.

— Квартира действительно замечательная. Это все твоя заслуга.

Я улыбнулась про себя. Мой отец — тайный англофил, наверное, он был единственным человеком в Вермонте, кто называл апартаменты «квартирой».

— Я рада, что ты одобряешь. Маме не понравилось.

— Да нет же, все понравилось. Она говорила мне, что просто в восторге. Но, разумеется, тебе она ничего подобного не скажет — потому что в этом она вся, какая уж есть, и мы говорили об этом прежде, да ты и сама знаешь, что ничего не изменится, так что…

— Спасибо, что пытался защитить меня вчера.

— Твоя мать явно перегнула палку. И в этом только моя вина.

— Нет, я сама спровоцировала ссору. Если бы я держала язык за зубами…

— Тебе не в чем себя винить. Просто Дороти все неправильно истолковала и решила, что ты рада ее конфликту с Милтоном Брауди.

— Ты же знаешь, что это бред. Я просто задала ей вопрос…

— Ты права. Совершенно права. Но твоя мать — очень гордая женщина, и теперь она убедила себя в том, что ты ее оскорбила и намеренно повела себя жестоко. И я знаю — поверь мне, я знаю, — что ее вчерашняя выходка возмутительна. Но хотя я и пытался объяснить ей это, она не слышит меня.

Я напряглась:

— Что ты имеешь в виду?

Он забарабанил пальцами по столу, и было видно, что ему не хочется говорить.

— Продолжай, папа…

— Я сказал ей, что не хочу быть передаточным звеном… что если она собирается исполнить свою угрозу, то должна сама сказать тебе об этом…

— Что за угроза?

— …но она твердо стояла на своем… мол, если я не передам ее слова, она просто ничего не станет объяснять…

— Объяснять что?

Он закрыл лицо ладонью:

— Что она отказывается разговаривать с тобой, пока ты не извинишься.

Я в ужасе уставилась на него:

— Она, наверное, шутит.

— Думаю, что как раз сейчас она серьезна, как никогда. Впрочем, это она сказала утром. Всю ночь она почти не сомкнула глаз, и мне хочется верить, что ее угрозы — это всего лишь чрезмерная реакция на семейную ссору, которая зашла слишком далеко. Так что давай подождем денек-другой…

— Папа, я извиняться не собираюсь. Так ей и передай: не может быть и речи о том, чтобы я просила у нее прощения.

— Я больше не хочу быть курьером.

— Но ты же согласился сделать это для нее… так что теперь сделай для меня. Хотя бы эту малость ты мне должен.

Отец отвернулся. Мне тут же стало стыдно.

— Извини, — сказала я. — Я не то имела в виду.

— Я правильно тебя понял, и я этого заслуживаю.

— Ты уйдешь от нее?

Он пожал плечами.

— Как ее зовут? — спросила я.

— Кого?

— Ту женщину, с которой я тебя видела в Бостоне…

Теперь уже отец был в шоке.

— Ты видела меня с…

— С женщиной лет тридцати, с длинными темными волосами, очень изящной, очень симпатичной, она говорила с тобой после митинга, стояла очень близко, а потом взяла тебя за руку. Я как раз заходила в зал, где должна была состояться пресс-конференция. Ты не видел меня. Так что я оказалась невольным свидетелем этой сцены.

— О, черт… — полушепотом выругался он.

— Так как ее зовут?

— Молли… Молли Стивенсон. Она член литературного общества Гарварда. Регулярно пишет для «Нейшн».

— Ну, я и не думала, что ты станешь изменять маме с парикмахершей. У вас с ней серьезно?