Дуглас Кеннеди - Испытание правдой

— У Дороти хорошие новости, — сообщил отец.

— Позволь, я сама расскажу, — вмешалась мама.

— Я вся внимание, — сказала я.

— У меня будет выставка в галерее Говарда Вайза на Манхэттене.

— Это одна из лучших галерей современного искусства, — добавил отец.

— Мои поздравления, — сказала я, — а как же Милтон Брауди?

Мама поджала губы, и у меня возникло ощущение, будто я сама ударила себя под дых.

— Милтону Брауди не понравилась моя новая коллекция, и мы расстались. Довольна теперь?

— Почему я должна быть довольна? — удивилась я.

— Ну, ты, кажется, всегда радуешься моим неудачам…

— Я этого не говорила.

— Ты спрашивала, не отказался ли от меня Милтон Брауди…

— Это был невинный вопрос, — сказал отец.

— Чушь… и прошу тебя, не влезай. Это касается только нас с ней.

— Ты все преувеличиваешь, — сказала я. — Как всегда.

— Как ты смеешь? Я никогда — повторяю, никогда — не цеплялась к твоим недостаткам…

Ее слова хлестнули меня пощечиной. Мой голос вдруг возвысился. Я начала произносить то, что никогда не сказала бы прежде.

— Ты никогда что ? Да ты только и делаешь, что критикуешь меня… или отпускаешь свои глупые язвительные реплики о том, что я живу не по-твоему…

— Черт возьми, ты такая ранимая, Ханна, что воспринимаешь мои редкие замечания как личную обиду…

— Да потому что ты постоянно нападаешь на меня…

— Нет, я просто пытаюсь вытащить тебя из этой рутины…

— Дороти… — взмолился отец.

— Рутины?! — крикнула я. — Ты хочешь сказать, что я погрязла в рутине?

— Что ж, хочешь правду, так слушай: я никак не могу понять, почему ты, двадцатилетняя девчонка, превратилась в какую-то домашнюю клушу.

— Я не домашняя клуша.

— Ты даже выругаться не можешь. Почему бы тебе не ввернуть что-нибудь нецензурное, как это сделал бы…

— Кто? Какой-нибудь сдвинутый по фазе художник из Гринвич-Виллидж?..

— Вот так, уже теплее… покажи свой дурной нрав.

— В этом нет ничего дурного. А вот называть меня домашней клушей…

— …это всего лишь объективный взгляд со стороны. Но, послушай, если ты хочешь запереть себя в маленьком уютном гнездышке с доктором своей мечты…

— По крайней мере, я ему не изменяю, как…

Я вовремя остановилась. Отец закрыл лицо руками. Мать буравила меня суровым взглядом.

— Как кто ? — Голос ее вдруг стал тихим, но в нем звучала угроза.

— Оставь это, Дороти, — сказал отец.

— Почему? Потому что ты ей все рассказал?

— Отец ничего мне не говорил, — сказала я. — Голоса доносятся… особенно твой голос.

— Что ж, продолжай, сплетница, — взвилась мать. — Спрашивай. Или ты хочешь, чтобы я сразу ответила на все твои вопросы и рассказала, скольких женщин перетрахал твой отец за все эти годы или сколько любовников было у меня…

— Довольно! — закричал отец.

Я встала из-за стола и бросилась к двери.

— Все правильно, беги от этой грязи, — крикнула мне вслед мама.

— Тебе недостаточно того, что ты уже наговорила? — одернул ее отец.

Я хлопнула за собой дверью и выбежала на улицу вся в слезах. Я продолжала бежать. Было холодно, а я оставила свое пальто у родителей, но не могло быть и речи о том, чтобы вернуться за ним. Я больше не хотела иметь ничего общего с этой женщиной.

Когда через пятнадцать минут я добралась до дому, меня трясло от холода и ярости. Но теперь к ярости примешивалась невыносимая грусть. Мы с мамой часто ссорились — но с таким остервенением ни разу. И жестокость — хотя и присутствовавшая в ней всегда, но умело скрываемая — не изливалась потоком брани. Она хотела ударить меня побольнее, и ей это удалось.

Нужно было позвонить Дэну в Гленз Фоллз, но я не хотела портить ему День благодарения слезами по телефону. Я еще слабо надеялась на звонок от отца. Но так и не дождалась. Так что часов в одиннадцать вечера я позвонила Марджи в Манхэттен.

Ответила ее мать, сначала полусонная, потом явно раздраженная.

— Марджи гуляет с друзьями, — резко произнесла она.

— Вы не могли бы передать ей, что звонила Ханна?

— А вы не могли бы не звонить в столь неподходящее время?

И она повесила трубку.

После этого я забралась в постель, решив, что на сегодня с меня довольно.

Марджи так и не перезвонила мне — наверное, ее мама не передала мое сообщение. Но на следующее утро я все-таки позвонила Дэну.

— Голос у тебя нерадостный, — сказал он.

— Довольно омерзительный вечер с родителями.

— Насколько омерзительный?