Маша Трауб - Пьяная стерлядь (сборник)

Надя тяжело шла на поправку — не боролась за жизнь, не цеплялась. Даже врачи разводили руками — должна, должна была уже поправиться, а не хочет.

Пока Надина мама плакала, глядя, как ее единственная дочь угасает, испаряется, улетает, а Надин отец держал ее за руку, потому что не знал, что ему делать, из экспедиции вернулся Сережа и застал ту же картину, от которой убегал. Регина Владимировна носилась с внучкой, вся кухня была заставлена ковшиками с отварами, кашками и прочими малопонятными жидкостями. Сережину комнату Регина Владимировна превратила в полноценную детскую. Там стояла кроватка, пол оказался застлан старыми покрывалами, на которых были разбросаны погремушки, так что и не ступить.

— Мам, а где Надя? — спросил Сережа, осторожно, как по минному полю, пробираясь в свою квартиру, которую он не узнавал. Повсюду висели детские ползунки, сушились пеленки, стояли тазики с замоченными вещами.

— Домой уехала, бросила дочь и уехала, — ответила Регина Владимировна. — А ты чего ждал? Вышла из психушки, забрала вещи и умотала.

Сережа открыл шкаф, все еще не веря в то, что это происходит с ним, но мать не врала. На вешалках не было Надиных платьев, в коридоре не висело ее пальто, исчезли и ботиночки на квадратных каблучках. Не было Нади. Испарилась. Исчезла.

— Ты руки помыл? — спросила Регина Владимировна.

— Помыл, — покорно ответил Сережа.

— На, подержи Леночку, мне нужно ее кроватку перестелить.

Регина Владимировна сунула сыну девочку, которая уже была похожа на обычного ребенка. Сережа взял ее на руки. Леночка, недолго подумав, заплакала, оказавшись на чужих, незнакомых руках.

— Как же ты ее держишь? — подскочила Регина Владимировна. — Кто ж так держит? Все, иди, не мешай, мне ее уложить надо.

Регина Владимировна засюсюкала над Леночкой.

Сережа ушел на кухню, не зная, что ему делать — где спать, что есть, как помыться? И главное — что делать с Надей? Ехать за ней? Возвращать?

Он долго рылся в телефонной книжке, пока не нашел номер Надиного телефона в Тобольске. Позвонил, уйдя в ванную, сидя на унитазе и разглядывая замоченные в мыльном порошке детские вещички и висевшие у него над головой пеленки в цветочек.

— Тобольск вызывали? Говорите! — прокричала в трубку телефонистка.

На том конце провода ответил Надин папа. Сережа даже не успел ничего спросить. Тесть даже не кричал, он стонал, рычал и извергал в трубку проклятия. Его можно было понять — врачи сказали, что у Нади неутешительные прогнозы: организм отказывается бороться, и потом все равно придется переводить ее в психиатрию. Надин отец сказал зятю то, что должен был сказать: «Никогда больше сюда не звони», — и положил трубку.

Сережа сидел на унитазе, пока мать не вывела его из ступора.

— Ты там чего? Мне еще стирать! — постучалась она в дверь.

Спал Сережа в комнате матери, которая перебралась в детскую, чтобы вставать к Леночке.

Регина Владимировна не так уж далеко была от истины. Все-таки она хорошо знала жизнь. Получалось, что она даже не врала Наде, а говорила чистую правду. В последней экспедиции у Сережи действительно появилась женщина. Впрочем, они были у него и в прошлых экспедициях, но фрагментарно, случайно, не так, как эта, последняя, Наталья. Сережа влюбился в нее, но это была другая любовь. Не такая, как к Наде. Они были совсем разными. Наталья была пожестче, покрепче, потвердее внутри и снаружи. Сережа попадал в ее руки, в ее дом и чувствовал себя маленьким мальчиком, вокруг которого крутится мир, а он — центр этого мира. И если бы не Надя, он бы, не задумываясь, женился на Наташе. А еще лучше, оставил бы все как есть — в Москве Надя, о которой он должен был заботиться, а здесь — Наташа, которая заботилась о нем.

Но Наташа к этой истории не имеет отношения, если только опосредованное. Так случилось, что Регина Владимировна случайно попала в точку, взяв с потолка другую женщину, случилось, что Сережа чувствовал свою вину перед Надей. Случилось то, что случилось, и изменить ничего было нельзя.

Регина Владимировна, несмотря на заботу о внучке, от своего плана не отступала. Она выписала невестку из квартиры, что было достаточно просто, и начала готовиться к своей главной битве — лишению Нади родительских прав. Сына она ставить в известность не собиралась и только ждала, чтобы Сережа опять уехал в экспедицию.

Надя же в своем Тобольске выкарабкалась вопреки всему. Ее выписали из больницы «практически здоровой». Она ходила на работу в музейчик, приходила домой, пила чай, таблетки и уходила в комнату. Все так же куталась в одеяло, мерзла и никак не могла согреться. В глазах была такая тоска, что у ее мамы холодело сердце.