Татьяна Соломатина - Роддом. Сериал. Кадры 1–13

— Именно так, именно так, дорогая моя! Не бегать же мне ночью по улице с криками: «Эй, мужики, а кому с бабой переспать?!»

Отчего-то они обе ужасно развеселились.

Отсмеявшись, Маргарита Андреевна спросила:

— Переспала?

— Переспала.

— И как?

— Маргоша, как обычно. Очень хороший мужик. Замечательный даже.

— И чего?

— И ничего! Обязался на каждый день рождения главной медсестры больницы и даже главной акушерки родильного дома поставлять роскошные букеты.

— Нажаловалась, змея, да?

— Можно подумать, что тебе стыдно!

— Ни капельки!

— Вот тогда иди и работай! Ты ко мне зашла только про двадцать третье спросить и поинтересоваться подробностями моей личной жизни?

— Не… Слушай, поставишь девице спираль?

— Легко!

— Она тебя в приёме дожидается. Пошли.

В приёмном покое стояла симпатичная, модно одетая женщина.

— Люда, познакомься, это Татьяна Георгиевна. Она прекрасный врач, у неё золотые руки. Ты вообще ничего не почувствуешь! Ты дольше раздеваться будешь и на кресле устраиваться… Татьяна Георгиевна так поставит спираль, что ты даже и заметить не успеешь!

— Здравствуйте, Татьяна Георгиевна, — каким-то не к месту заискивающе-виноватым голосом сказала Людмила.

— Здравствуйте. Верхнюю одежду снимите, пожалуйста, здесь. Маргарита Андреевна, будьте добры, дайте Людмиле халат и бахилы. Пройдёмте.

— Я сейчас спираль принесу! — Маргарита Андреевна унеслась к себе в кабинет.

По дороге в смотровую Татьяна Георгиевна опросила Люду, беспрестанно синеющую и краснеющую, как проходят месячные, сколько беременностей и родов… В общем-то, рутинные банальные вопросы, которые положено задавать перед установкой спирали.

— Вы не подумайте чего, Татьяна Георгиевна… У меня двое детей, Татьяна Георгиевна… Моих детей, собственных, Татьяна Георгиевна!

— Почему я должна что-то подумать, Людмила? — насторожилась Мальцева.

— Да нет, ничего такого…

— Ну, если ничего такого, то раздевайтесь — и на кресло. Я вас должна осмотреть. — Татьяна Георгиевна разорвала пакет с одноразовыми стерильными перчатками.

Людмила медленно и как бы нехотя сняла бахилы. Степенно расстегнула сапоги…

— Татьяна Георгиевна, я прямо даже не знаю, как сказать!..

— Людмила, я же врач! Это даже хуже, чем священник! — добродушно усмехнулась заведующая. — Мне вы можете говорить всё, что угодно… Раздевайтесь, раздевайтесь, Люда! — ободрила она женщину и даже кивнула на акушерско-гинекологическое кресло, чтобы как-то ускорить процесс. Минутное дело — поставить спираль. Ну, пусть двухминутное. Если с непременным предварительным бимануальным осмотром.

Люда медленно снимала колготки. Мальцева надела перчатки и терпеливо ждала.

— Татьяна Георгиевна… Я прям стесняюсь…

— Да что же, Люда, что?! Говорите уже, наконец! — слегка начала выходить из себя заведующая. Весь день эта странная Люда тут, что ли, стесняться собралась?

Люда тем временем аккуратно сложила колготки. И ещё медленнее начала снимать трусы.

— Людмила, вы не могли бы побыстрее? — нежно проворковала заведующая, торчащая посреди смотровой с воздетыми дланями в стерильных перчатках.

— Вы только не смейтесь, Татьяна Георгиевна! Я вас прошу, только не смейтесь, Татьяна Георгиевна! Я вас умоляю не смеяться, Татьяна Георгиевна! — выпалила скороговоркой Люда и стала цвета знамени полка. — Не смейтесь, потому что я — женщина, и у меня двое детей, от разных мужей, и мужчины меня любят, у меня много было мужчин, и муж меня любит! Третий! — протараторила Люда, ежесекундно меняя цвета с алого на красный, с красного на бордовый, а с бордового снова на алый.

— Да почему же я должна смеяться?! — немного даже разозлилась заведующая на эту бестолковую Люду, стоявшую тут как сирота казанская с босыми ногами в бахилах. — Я рада, что у вас двое детей и мужчины и даже муж — третий! — вас любят! Полезайте на кресло! Если вы, конечно, хотите спираль! Маргарита Андреевна уверяла, что хотите.

— Да-да, хочу! Потому что я уже устала делать аборты, а таблетки мне нельзя, потому что толстею и курю — я читала про курение, и у меня варикоз, поэтому я хочу спираль, но только вы, Татьяна Георгиевна, не смейтесь! — Люда вдохнула, выдохнула, снова вдохнула и, наконец, как в холодную воду нырнула: — У меня огромный клитор, Татьяна Георгиевна, вот!

Больше всего в этот момент Мальцевой захотелось рассмеяться. Не из-за огромного клитора, разумеется. Мало ли она в своей жизни видела этот причиндал самых разнообразных фасонов? А потому что когда тебя долго уговаривают: «Не смейся, не смейся, не смейся!» — то первое, что хочется сделать после озвучивания причин, — это рассмеяться.