Павел Хюлле - Тайная вечеря

— Вы — божий человек, — сказал он на прощанье. — В случае чего я вам задарма сыграю заупокойную.

Доктора это ничуть не порадовало.

Уже было начало одиннадцатого, а Петрушкова с дочкой все не шли. Левада выключил радио — невозможно без конца слушать почти одинаковые комментарии. Теория, гласящая, что средства массовой информации сами провоцируют катастрофы, за счет которых потом живут день, неделю, месяц, год (ненужное вычеркнуть), хоть и абсурдная, казалось, подтверждается. Думая об этом, доктор посмотрел в окно и замер: по лугу, явно направляясь к медпункту, быстро шагали двое мужчин, неся на руках третьего. Они, собственно, пытались бежать, но высокая, чуть не по колено, трава успешно пресекала их попытки. Видимо, вышли из лесу, а значит — доктор прикидывал, к какой следует готовиться травме, — это лесорубы. Размозженная стопа? Череп? Бедренная кость? От лесных рабочих чего угодно можно ожидать: Левада уже вытаскивал топор из спины, останавливал кровотечение из руки с отрубленной кистью, искал в траве три отрезанных механической пилой пальца. Не раздумывая он переставил на середину кабинета стоявшую у стены узкую кушетку, приготовил бинты, пластыри, йод и спирт. Однако, снова взглянув в окно, понял, что ошибся с диагнозом. Вовсе не лесорубы, а близнецы Очко несли по лугу своего младшего брата Михала. Леваде близнецы нравились: похожие как две капли воды братья летом работали на стройках, а зимой подрабатывали в мастерской плетеных изделий. Не пили. На праздниках Добровольной пожарной охраны один играл на гобое, второй — на тромбоне. Содержали старуху-мать и меньшого, которого как раз сейчас несли на руках.

— Что случилось? — крикнул Левада в распахнутое настежь окно. — Потерял сознание? Получил по голове?

Наверно, близнецы были слишком измучены, а может, перепуганы — они ничего не ответили, и доктор выбежал в коридор и оттуда в сени, чтобы открыть им дверь. В таких случаях — по меньшей мере три-четыре раза в году — он жалел, что в своем медпункте один как перст: вот тут пригодилась бы медсестра или, на худой конец, санитар, которого местные, конечно, величали бы фельдшером.

Беглого взгляда на Михала Очко хватило, чтобы понять: мальчик задыхается. Наконец, уже в кабинете, положив брата на кушетку, близнецы, утирая пот с лица, одновременно прохрипели: «Пчела!»

У мальчика была короткая и вдобавок толстая шея, что сильно мешало определить степень отека. Доктор достал из стеклянного шкафчика гидрокортизон. Оставалось мгновенно решить, какую дать дозу и как ввести препарат: внутривенно или внутримышечно. Он выбрал второй вариант и вколол две ампулы гидрокортизона пареньку в руку. Свистящее дыхание учащалось, бледное лицо стало фиолетовым, тело сотрясала дрожь. Доктор вспомнил, что у него есть адреналин, который должен подействовать гораздо быстрее, и тоже внутримышечно ввел целую ампулу. Но и это не помогло. Лицо Михала почернело, свист стихал. Левада перебирал в уме поразительные истории, которые слышал еще студентом: кто-то произвел коникотомию перочинным ножиком в мчащемся поезде, кто-то на вечеринке вынужден был воспользоваться кухонным ножом. В шкафчике с незапамятных времен лежал один ланцет.

— Кладите его на пол. На пол! Скорее!

Близнецы, увидев, как доктор разворачивает промасленную пергаментную бумагу и вынимает из нее ланцет, как затем усаживается верхом на грудь мальчика, переступили с ноги на ногу и перекрестились — одновременно. Большим и указательным пальцами левой руки Левада пытался нащупать и придавить кадык — иначе не натянуть кожу. Сделав разрез между кадыком и верхним хрящом трахеи, крикнул:

— Ради бога, трубку, поищите в шкафчике, черт, я вам говорю: нужна трубка!

Из разреза вырвался долгий высокий свист. Будь здесь профессор Гродский, он бы поставил за эту операцию «отлично». Близнецы, которые в острых ситуациях, вероятно, всегда действовали синхронно, бросились к шкафчику, но вместо того, чтобы открыть стеклянную дверцу и взять трубку, его опрокинули. Грохот бьющегося стекла страшно разозлил доктора, но ругаться не было времени: в груде разбитых баночек, пузырьков, таблеток, бинтов, среди липких лужиц йода, разбавленного салициловым спиртом, он отыскал пластиковую дренажную трубку, отрезал кусок ланцетом, ополоснул над раковиной, окунул в перекись и вставил в разрез на шее.

У Михала Очко постепенно выравнивалось дыхание, возвращался в норму пульс; он открыл глаза. Близнецы перенесли брата на кушетку, после чего — по собственной инициативе — принялись подметать пол.