Анна Борисова - Vremena goda

– Берзин нанял вас, чтобы вы… опекали Эдуарда Ивановича? – не сумела найти точного слова Вера.

– Чтобы я делала его счастливым. Каждый день. Вы про жену его знаете? Ну так вот, это ее Валдой звали. Каждый день он со мной, то есть с ней, знакомится, ухаживает, влюбляется. А дальше уж от меня зависит. Обычно к вечеру пару раз поцелуемся, назначу ему свидание на завтра, и всё сызнова. – Лайма потупилась. – Но иногда, если настроение, или если его станет особенно жалко, можно и до конца дойти. Он даром что чокнутый и в возрасте, но мужчина еще вполне себе. Потому что чувствует себя на двадцать девять. Это для мужиков самое главное – на сколько лет они себя чувствуют…

Она обстоятельно и со знанием дела стала рассказывать, как сексуальные возможности мужчин напрямую зависят от их внутреннего самоощущения, но Вера уже не слушала.

Она думала: «Такое мог придумать только поэт, настоящий поэт. А ты, Коробейщикова, кончай быть идиоткой».

Что будет, то и будет. А от жизни бегать нечего.

Конечно, они со Славой невероятно разные. Придется менять его и меняться самой. Это нелегко. Но большая любовь – всегда большая работа.

Ей хотелось выспросить подробности. Как именно Слава инструктировал свою агентку – санитарку любви, проститутку милосердия. Что рассказывал об отце и матери. Часто ли общается с Лаймой.

Но распахнулась дверь гостиной, без стука. На пороге стоял Эмэн. Невероятно: он смотрел не мимо Веры, а прямо ей в лицо.

– Lève-toi, va! [22] Иди и смотри! (фр.) – сказал он трескучим голосом и сделал правой рукой повелительный жест. Повернулся, скрылся в коридоре.

Пораженная, она встала и последовала за ним. Что за чудеса?

Аутист шагал механической походкой робота, не поворачивая головы и не отвечая на вопросы.

Они достигли лестницы, стали подниматься. На третьем этаже Вера догадалась, что ее ведут в палату Мадам.

Эмэн остановился возле кровати и во второй раз поглядел прямо на Веру.

– Иди и смотри! – повторил он.

Взял за руку. Это уж было совсем странно. Известно, что аутисты всячески избегают телесного контакта с малознакомыми людьми.

– Чего ты хочешь? – спросила Вера по-французски. Он положил ее ладонь на лицо коматозной старухи.

Оно оказалось неожиданно теплым. Вера хотела отдернуть руку, но Эмен не позволил.

– Глупый симулякр! – сердито сказал он и топнул ногой.

Чтоб не нервировать больного, Вера подчинилась.

И ощутила под ладонью трепет ресниц, будто кожу щекотал крылышками ночной мотылек.

Щекотание было ритмичным. Раз – раз – раз. Потом трижды быстро: раз-раз, раз-раз, раз-раз. И опять: раз – раз – раз. Пауза, и снова: раз – раз – раз. Раз-раз, раз-раз, раз-раз. Раз – раз – раз. Пауза. Раз – раз – раз. Раз-раз, раз-раз, раз-раз. Раз – раз – раз.

– Ах, вот что ты хотел мне показать. Ритмичное движение ресниц, да? Это у нее конвульсивное.

Говорить она старалась как можно мягче, но Эмэн продолжал сердиться.

– Глупый симулякр! Негодный симулякр!

И прижал ее кисть сильнее.

Теперь Вера простояла без движения долго, минут пять.

Ресницы все время шевелились в одной и той же последовательности. Что бы это могло означать с физиологической точки зрения? Кто ж ответит. Процессы, происходящие в организме, который погружен в кому, наукой мало изучены.

Стоять полусогнутой было неудобно, затекло плечо, и в конце концов Вера ласково высвободилась.

– Я пойду. У меня дела.

Вслед раздалось:

– Глупый симулякр! Никуда не годный симулякр!

И посмотрел Эмэн, и сказал: «Это нехорошо!»

Обедала сегодня Вера одной из последних. Ресторан был пуст, только у окна сидел Валерий Николаевич Ухватов, бывший полковник КГБ. Она предпочла бы поесть в одиночестве, нужно было додумать про Славу, но невежливо, тем более Ухватов сделал приглашающий жест. Вообще-то он был собеседник интересный, они часто разговаривали о всякой всячине, но сегодня Вера отмалчивалась или отвечала односложно, и Валерий Николаевич оставил ее в покое.

Через некоторое время, уже добравшись до десерта, он вдруг сказал:

– Какая-то ты сегодня не такая. Всё СОС выстукиваешь. Случилось что-нибудь?

– Простите, что́ я выстукиваю?

– S-O-S. Морзянкой. Тире – тире – тире, точка-точка-точка, тире – тире – тире. Это все знают, не только моряки.

Оказывается, она механически отстукивала пальцами ритм, в котором шевелились ресницы Мадам. Вера убрала руку.

– Пардон. Привязалось.

Изменилась в лице. Бросила ложку. Вскочила. Извинившись, быстро вышла из ресторана, а потом перешла на бег.