Вероника Кунгурцева: Дроздово поле, или Ваня Житный на войне

…А в Москве, на площади у трех вокзалов, когда на последние денежки купили билеты до Чудова и шли уж на посадку, у подземного перехода Шишок вновь выпустил мальчишка-с-локоток из своего левого рукава. Ручной мальчишок, заскочив на пыльный ботинок домового, крепко обхватил его ногу в пятнистой штанине, показал Ване с Березаем малиновый язычишко и, скатившись по ступенькам, скрылся среди смешанного леса шагающих ног.

Ваня Житный спросил: куда это ты его послал? А Шишок отвечает: это, де, он меня послал, а я отпустил его на волю! Ваня так и сел: как это, дескать, на волю?.. Он же часть тебя!.. А домовик со вздохом сказал: мол, очень уж хорошо он нам послужил, многое сделал, не смог, де, я отказать мальчишку в такой малости…

Ваня воскликнул:

— А как же твоя рука — что ж ты на всю жизнь теперь останешься одноруким?!

Домовик ничего не ответил. Ваня Житный головой покачал и спросил: а не пропадет ли мальчишок-с-локоток на гиблом пространстве меж тремя вокзалами? Но потом подумал-подумал и решил: нет, не пропадет!..

И вот, наконец, сели трое друзей в поезд, который под перестук колес повез их домой. Денежки-то поясничные все кончились, так что пришлось затянуть пояса.

По радио бесконечный шансон крутили, а иногда передавали новости, из которых стало известно, что шестнадцатого июня под прикрытием войск НАТО боевики OAK вошли в Приштину — и началось массовое изгнание сербов из столицы Косова. К концу первой недели южные районы края покинули около восьмидесяти тысяч сербских беженцев.

Далее сообщалось, что в городе Призрен албанские сепаратисты сожгли женский монастырь пятнадцатого века. Двадцать третьего и двадцать четвертого июня на глазах натовских миротворцев был разрушен соборный храм в городе Джаковица, находившийся в самом центре города. Разграблен и сожжен монастырь Зочиште четырнадцатого века, главной святыней которого были мощи святых Косьмы и Дамиана, покоившиеся там уже многие века и дававшие исцеление десяткам тысяч людей, в том числе и албанцам. Сожжена церковь святого Стефана, построенная в четырнадцатом веке в селе Неродимле…

Услыхав про Неродимле, мальчик с домовиком переглянулись: неужто?! Значит, и солнышко-оберег не помог храму выстоять…

— Как там наша Грачаница — стоит ли еще?! — воскликнул в тоске Ваня Житный и вздохнул. — Получается, зря мы съездили: самовилу не нашли, да и… наши зря старались — занимали Слатину, ничего у них не вышло, вон что в Косове-то творится… Не помогли мы, значит, сербам…

Шишок отвернулся, долго молчал, после угрюмо выговорил:

— Жизнь прожить — что Косово поле перейти… Ну, да хоть показали наши дяде Весту, что есть еще порох в пороховницах, теперь натовцы, поди, семь раз отмерят, прежде чем станут резать… А что касается самовилы… Стоит ведь белый свет-от! Значит: так ли, иначе ли — а мы ее спасли, хоть и сами не ведаем как!..

Постень поплелся за кипятком, а мальчик крикнул вслед: и мне принеси чайку-то!.. Шишок кивнул, а Ваня тут заметил, что он вещмешок с собой прихватил — это еще зачем?!

Мальчик уж беспокоиться начал — да… воротился домовой!

Но что такое: уходил Шишок с одной рукой, вернулся… с двумя — несет стаканы, сунутые в железнодорожные подстаканники, в обеих руках!

Ваня Житный вскричал: дескать, как так?! А Шишок ухмыляется: а вот так, де! Стаканы на стол поставил, и оказалось: левая-то рука висит у домового чуть не до колена, и пальцы на ней куда длиньше, чем на правой… Что же это такое?!

А постень рукав тут задрал и показывает свежий рубец над локтем. Ваня ничего понять не может, и Шишок тогда хмуро пояснил: мол, это рука Бояна Юговича, помнишь, де, вороны сронили ее на Косовом Поле, а мы поймали, я сохранил ведь ее, а теперь взял да и приживил сербскую шуицу… Так что, дескать, я теперь частично историк… али, де, Боян Югович — частично я…

Мальчик только головой покачал: ничего себе!

Уже почти подъезжали, и Ваня Житный хватился вдруг перышка, которое слетело с неба, когда пернатые ценой жизни взорвали бомбардировщик Б-52… Все перерыл — нету пера! Страшно рассердился, стал пенять Шишку: дескать, это мальчишок твой украл перышко, больше, де, некому! Домовик плечами жмет: я, мол, за него не ответчик — у него теперь своя воля…

— Своя воля!.. — проворчал Ваня. — Мазуриком станет твой мальчишок, как пить дать: в форточки лазать умеет, финкой орудовать тоже… В криминальные структуры подастся…

Шишок проворчал: а может, наоборот — сыщиком заделается! Ваня недоверчиво хмыкнул. До слез было жаль перышка — ничего ведь теперь не осталось от пернатых героев…