Вячеслав Овсянников - Одна ночь (сборник)

Апрель идёт за мной по пятам, волоча по лужам унылый, понурый хвост. Так мы дойдём до парадной моего дома, и он будет подниматься за мной по ступеням, оставляя стекающие с лап грязные лужи. Даже палки нет — его прогнать, и, конечно, конечно же, я не успею проскочить в квартиру и захлопнуть перед его носом дверь. Нет, не успею.

Утро небритое, городской сад, щетина сучьев, круглое лезвие восходящего апрельского солнца. Псы летят по аллее, вскидывая упругие лапы, гнедые доги. Скучающий Геракл ждёт их, облокотись на мраморную дубину.

Полноводным потоком жёлтое море Адмиралтейства и парусник на золотом всплеске шпиля.

Солнце, засучив рукава, принимается за бритьё. Шее моей прохладно в вороте распахнутой рубашки.

Две девушки с маленькими, бледными грудями и наглый парень.

— Ты что — интеллигент? — спросила одна из девушек. — Что ты нас так разглядываешь?

— Конечно, интеллигент, — ответил я, — поэтому у меня и мозг так устроен — девушек разглядывать, — они захохотали. Парень сказал:

— Ты, надеюсь, понимаешь: тебе придётся отсюда убраться.

Я покорно пожал плечами:

— Видимо — так.

— А знаешь что! — вдруг говорит парень. — Я тебе Ляльку даю, — кивает на одну из девушек. — Вся в твоём распоряжении. Но — только один раз!..

— Хорошо, — говорит Лялька. — Так уж и быть, помойся в бане и приходи в пятницу.

Зелёная трава, небо в мае. Тишина и зной, горячие удары — солнце, сердце. Нагая девушка за кустом сирени. Ева. Всё это хорошо, но где тут море? Я не знаю. Что-то голубое, переливается. Удастся ли мне сегодня утонуть, уснуть на ярко-жёлтом дне, в танце лучей…

Теней нет. Ушли в землю, улетели в зенит. Полдень.

Кто-то зовёт: — Адам! Адам!

Голос такой молодой, звонкий, певучий, пьянящий… или это только чудится моему обманутому слуху в тишине, в жаре, в дрожащем пустынном воздухе?..

Июльское небо, троллейбус. Кваренги, кони, яблоки, рубли, липы. Лицо в солнце, улыбается. — Гуляете? — Тащит мальчика лет семи, худенький, бледный, смотрит задом наперёд, унылое любопытство. Она не обернётся. Уплывает золотистый загар, прививка оспы, алое платье, открытое, с тесёмками.

Пушка — полдень! С неба сдёрнули пелену, и я увидел его в истинном, грозном виде.

Она, держа мальчика за руку, перебегает с ним дорогу. Идёт в саду, в лучах, в блеске. Всё!

Пустыни сытые, тупые. Ларьки, рыла, рубли, мухи. Освещённое солнцем лицо? Нет…

— Эй, сколько времени?

— Полдень.

В стёклах сумерки. Тюль вздувается. Сейчас усну. Целая ночь: спать, спать, спать, спать… на улице кивают смутные головы… Кружочки лап на свежей зелёной краске. — Кипит!

Пью — китайские драконы.

Надевает голубую блузку, белую юбку. Яркий, смеющийся взгляд.

Мысли путаются шелковистыми нитями в дождевом шуме… Солнце. Маленькими глотками пью чай, горячий. Слива за раскрытой створкой, в блеске, в ветре. Фиолетовые, сгибают ветви, плоды.

— Посмотри! Ничего ты не видишь!

— Пойдём в лес.

— Ты что! Там под каждым кустом — душ…

Яблоки-паданцы, с восковым румянцем, с червоточиной, на дорожке.

— Осторожно, не споткнись.

— Ничего не вижу.

Я в трёх шагах, в тени веранды. Вздрогнул одновременно с женщиной и с задетым ею листом сирени, похожим на вырезанное чёрное сердце. Щекам жарко.

Растения в кадках на полу, веера пальм. Будто юг. И дождь дробно барабанил за стеклянной дверью, по кафельным плиткам у входа.

— Пойдём, я тебе покажу…

Вот она идёт из волн. Грудь в блеске бронзовых капель. Лицо надменное, неумолимое — как у статуи. И так каждый вечер.

Налетало тёплое крыло, сад в парусах. Небо — столбовая дорога огненных колёс. Месяц, огромный, оранжевый, долго стоял на западе, как великан-страж сада волшебных яблок, гигантских груш и слив величиной с бочонок. Потом, зловеще побагровев, погрузился в тучи. Торчал только кровавый кончик серповидного ружья. Дверь дома, брюзжа, отворилась: — Иди спать.

Усталая, в синем плаще.

— Больше ты мне ничего не хочешь сказать? — она чего-то ждёт. Лицо, как незашторенное окно.

— Что же тебе ещё сказать. Яблоки созрели.

— Ну и собирай свои яблоки.

Сентябрь. Ветер срывает сырые и пёстрые числа. Стол, стул, кровать.

Сюжет-людоед пожирает мои вечера. Гнать пером по листу стаи неукротимых фраз. Свирепость писательства. А чуть засереет в окне скучный городской рассвет… Какое бессилие! Какая опустошённость! Пойти погулять?..

Люди, машины. Город тревожен. Что там — в промежутках дождей? Водосточные трубы, смесь шагов и шин, угроза наводнения, ночью хлестал дождь. Вот и сейчас…