Алексей Варламов - Как ловить рыбу удочкой (сборник)

Трава на солнце выгорела, стала сухой и колючей, и только в тени около кустов черемухи осталась мягкая, сочная зелень. Там они и лежали, толстый большеглазый Леха с пятой линии, Вадим с шестой, Юрка и самый старший — тринадцатилетний Андрюха. Играли в жопки, Санька водил, а пацаны кричали:

— Ну живей, живей!

Санька бегал с мячом уже больше часа, шатался от усталости и из последних сил кидал мяч, стараясь попасть в развалившихся на траве ребят. Мяч летел слабо, неточно, и они играючи отбивали его сильными футбольными ударами обратно на сухую траву.

— Бегай, бегай давай! Шевелись!

Саньке хотелось все бросить и лечь в тень, но он обязан был отыграться, таков неписанный закон этой игры: отводись, и только потом, если хочешь, уходи. Один раз ему это удалось, но он зачем-то остался и через пять минут был наказан. По лицу, по губам противно тек пот, попадал в рот, Санька вяло подбирал мяч и кидал его двумя руками, одной сил не было, хитрил, старался подбросить поближе, чтобы оттуда уже ударить точно, но пацаны разгадывали его хитрости, орали, и кто-нибудь из них, касаясь рукой земли, как этого требовали правила, подбегал к мячу, опережал Саньку и что есть силы дуплился.

«Они просто меня ненавидят, они нарочно, нарочно», — против воли шептали губы. Зачем он только согласился с ними играть, зачем не ушел, когда было можно? Но теперь он отводится и уйдет. Эта мысль дала ему немного сил, но нет — слишком жарко, и у него ничего не получалось, хотелось лишь одного, лечь, как лежали они. Заплетались ноги, куда-то в сторону летел тяжелый мяч, а из жаркого марева доносилось:

— Жухала! Жухала!

Но какой же он жухала? Он младше их на два года, и он очень устал, но продолжал, ковыляя, бегать на ватных ногах, пока с дач не позвали обедать.

Полчаса спустя Санька сидел на террасе дачи, которую они снимали второй год подряд, и скучающе смотрел, как мать делает салат из редиски, картошки, яйца и зеленого лука и поливает все это постным маслом.

— Не буду с маслом. С майонезом хочу.

— Майонеза нет, — ответила мать спокойно.

— Тогда совсем не буду.

Он сказал раздраженно, нарочито вызывающе, и мать взглянула на него с удивлением.

— Ты что это?

— Ничего! — задрожал от обиды голос.

— Почему ты мне грубишь? Почему ты стал такой грубый?

— Я не грубый.

Ему очень захотелось рассказать матери про пацанов, про игру с неприличным названием, про то, что он так и не сумел отыграться, и значит, после обеда ему снова придется бегать под солнцем, а пацаны будут лежать в тени и гоготать. А солнце после обеда самое страшное. Это висело на нем какой-то недетской мукой — во что бы то ни стало отыграться, но чем мать тут поможет? Не побежит же она отыгрываться за него.

«Не пойду, — решил он. — Черт с ним со всеми, никуда не пойду. — Пусть они без меня играют, пусть водит Леха — жир-трест, пусть водит ухмыляющийся Юрка, пусть они бегают по жаре, а он и без них обойдется. Им просто нравится его мучить, а он их перехитрит, ляжет в саду под яблоней и будет играть в солдатиков».

Но очень скоро играть одному стало скучно. Санька послонялся по саду, по дощатому домику, полному мух, а потом поплелся смотреть, как мать пропалывает картошку.

Она сидела на корточках в купальнике, толстая тетенька с пучком волос, и выдергивала сорняки.

— А когда папа приедет?

Она ничего не ответила.

— Ну, ма, ну когда?

— Не знаю, Санечка. У папы теперь много работы.

— Ну вот! — снова задрожали губы, лучше бы у мамы было много работы.

— Ты иди, погуляй.

— Не хочу.

— Ну тогда книжку почитай, — она оторвалась от грядки и подняла на него глаза, — а вечером купаться пойдем.

Что за радость купаться с мамой — не поныряешь, не побрызгаешься.

— Мне скучно, — захныкал Санька.

— Мне тоже, сынок.

Санька на секунду опешил — матери не могло быть скучно. Ей всегда одинаково, когда он ведет себя хорошо, она его хвалит, когда плохо — ругает, она всегда была рядом с ним и никогда не жаловалась на то, что ей скучно. Он так растерялся, что на время забыл про игру, а мать опять опустила голову и продолжала выдергивать сорняки ловкими быстрыми пальцами.

А может, они просто забыли, что он должен отыграться? Играют, например, в американку или в двенадцать палочек и запросто его примут. Он пошел за калитку с независимым видом, поддевая носком камешки, руки в карманах, и слышно было самому, как сердце стучит точно какая-то косточка.

Но ребята не играли. Они по-прежнему лежали в тени. Андрюха с Юркой по очереди курили, а Леха — жир-трест что-то рассказывал.