Эрленд Лу - Лучшая страна в мире

по той дорожке, которую она для пас выбрала; кто-то называет это судьбой, по к черту судьбу, на самом деле мы сами виноваты, думаю я; Сестра, та во всем винит нехороших приятелей, но я считаю, что виноват сам Бим; обстоятельства тоже, конечно, имеют какое-то значение, но до известной степени, а главное дело в самом Биме, точно так же как в моем случае дело во мне, а в случае Сестры — дело в ней, если уж говорить о том, кто виноват и почему наша жизнь складывается так, а не иначе; я, например, сам виноват в том, что мою машину забрали на штрафную площадку, и я это хорошо сознаю, хотя мне это неприятно, виновато мое легкомысленное отношение к § 12 Дорожно-транспортных правил, и одиночество я сам выбрал, потому что все остальное — хлябь текучая, одиночество же хотя по-своему тоже текуче, но оно течет себе потихоньку, пускай это ни к чему меня не приведет, пропади оно пропадом, это одиночество, но тут я по крайней мере, как уже говорилось, хотя бы знаю, что сам это выбрал.

Мы все ездим, ищем Бима. В библиотеке Дейкмана его не нашлось; туда он, по словам Сестры, часто заходит; нет его и в большом торговом центре у железной дороги; словом, нигде его нет; но мы не сдаемся; и день уже клонится к вечеру, а мы все кружим по одним и тем же местам, и Сестра рассказывает мне о Биме. Он был жизнерадостным мальчиком, пока они вдруг не остались одни; родители погибли в автомобильной катастрофе по дороге в летний домик у озера Эйереи, которое является частью системы проточных озер, в бассейне Гломмы — самой большой реки Норвегии и бесконечно длинной, как голодный год, и уж настолько полноводной, что мне даже думать не хочется, сколько там воды, она течет и плещется и время от времени неожиданно выходит из берегов, разрушая все, что только возможно, на своем пути, но это и понятно, как-никак река, а реки — это вода, а вода несет изменения, и похоже, что это уже звучит как постоянный припев, я сочинил песню с припевом, а припев должен повторяться через одинаковые промежутки между куплетами, припеву положено повторяться, и с какой стати мне нарушать закон жанра, а там, глядишь, начнется еще один куплет, и со временем, как знать, получится песня для хора; однако брат и Сестра остались без родителей, и тогда Сестре, которая уже несколько лет как отделилась и жила самостоятельно, волей-неволей пришлось вернуться в отчий дом, чтобы заботиться о Биме; вообще-то, она была студенткой, она и сейчас студентка, но пошла на работу, чтобы обеспечивать себя и Бима; учение пришлось забросить, ее специальность география; география, в моем представлении, занимается картами, глобусами, расположением тех или иных объектов по отношению друг к другу; я подумал и впервые понял, что география включает в себя очень много разного, и Сестра, наверное, знает уйму таких вещей, о которых я даже не подозреваю, и, весьма вероятно, у нее есть запас сведений о Финляндии, отмечаю я мысленно, так что можно порасспрашивать ее при более удобном случае, так как сейчас она рассказывает о Биме. С тех пор как они остались без родителей, Бим так изменился, что его просто не узнать. Сестра старалась проводить с ним как можно больше времени, но ей нужно было ходить на работу, и Бим был подолгу предоставлен сам себе, он начал пропускать школу и познакомился с людьми, которые внушили ему всякие глупости, последнее она повторяет уже во второй раз, это тянется давно, говорит она. А что значит — давно? — спрашиваю я, но она не ответила, а вместо этого просит, чтобы, когда мы найдем Бима, я не называл бы его Бимом. Не называть Бимом, думаю я про себя; можно, конечно, и не называть, но как лее тогда к нему обращаться, как-то ведь надо его назвать, если с ним можно говорить. Или он уже и разговаривать не хочет? Вдруг он вообще отказывается говорить. А он что, не разговаривает? Да нет, разговаривает, отвечает Сестра, по откликается только на Скарпхедина. Не откликается на свое имя, на Бима, но откликается, когда его зовут Скарпхедином, понимаешь?

Мы нашли Бима около большого торгового центра у железной дороги. Бим любит околачиваться возле торговых центров, от мечаю я про себя, либо в городе-спутнике, либо на окраине Осло, либо он сидит в библиотеке или находится где-нибудь на пути из одной точки в другую. Это еще куда ни шло, думаю я, не так уж и страшно. В какой-то момент я испугался, что местом его прогулок служит весь белый свет, но в действительности оказалось, что оно ограничено лишь небольшой частью света, очень малой частью, у него лишь несколько излюбленных точек; разыскивать его — дело, конечно, хлопотное, но утешает то, что радиус его странствий так невелик, думаю я. Бим оказался совсем маленьким пареньком, можно сказать мальцом, я бы назвал его мальцом, если бы случайно обратил на него внимание, встретив на улице, но в глаза я, конечно, не скажу ему «малец», тем более что он желает называться Скарпхедином. Сестра вышла из машины и разговаривает с ним; я догадываюсь, что он не желает ехать домой; рядом с ним стоит компания из четырех-пяти таких же мальцов, но ростом повыше и очень крутых, в грубых ботинках и с дурацкими ухмылками на лицах; они хохочут над чем-то, что он сказал Сестре. Она рассердилась, выхватила у него сигарету изо рта и потянула за собой под насмешливый хохот крутых мальцов. Бим и Сестра садятся в машину, и мы едем.