Юрий Алексеев - Алиса в Стране Советов

Однако ни намек на приземлённость Чановского ремесла, ни хиханьки Аннушки, и краем не понимавшей о чём речь, оружейника не остудили.

— Специалисты везде нужны, — сказал он, демонстративно выставив из простыни замшелую ногу. — Мать будет на переезд согласна.

Кузин надломленно пал на постель. У него аж глаза на лоб выскочили:

— Та-ак… так вон ты куда!? И мать, значит, сюда же…

— Оп… твою мать… твою мать! — засмеялись с каким-то обострённым пониманием девочки и пальчиками разоблачительно и не без удовольствия в конспираторов стали тыкать: «Русос! Русос! Касачок-морячок!».

— Да? — сказал сконфуженно Кузин. — А вот мы сейчас меняться будем!

— Нет, не будем, свою не отдам! — как-то вразрез подал голос Славушкин. И только тут компаньоны заметили, что простодушный увалень давно не смеётся, а слишком приглядывается, примеривается в манере закройщика к Сильвии.

— И этот туда же! — огорчённо вздыбился Кузин. — Боря, ты что, не добрал?

— Не в этом дело, — забубнил Славушкин. — Я родинку на ней раньше не углядел. А с нею Сильвия вдвое интереснее будет. Хорошая девушка. Молчаливая… По всей стати с десятилеткой. А терпеливые они, хозяйственные.

— Да вы с ума посходили! — взорвался Иван, относя слова к Славушкину и Чанову. — Ведь это у нас «б» готова выскочить за любого. А тут другие, простите, творческие возможности. Спросите Аннушку, Чанов, согласна ли она для вас бельё на речке стирать? Готова ли топать в подшитых валенках на колонку и картошку напару окучивать?

— Да к я же подрасчитал…

— О, да! — перебил Иван. — Вы точно подрасчитали перевезти сюда маменьку, чтобы Аннушке ничего зимнего не покупать. Но как посмотрит на твоё скупердяйство Лексютин? Возможно, мамаша и стерпит жару — скажется навык к бане по-чёрному. Однако одобрит ли выбор жаркой страны и невесты наш генерал?

— Ещё как! — гаркнул Кузин. — Даст такого поджопника, что очнёшься в Гороховце инструктором по пешкодралу. Там не жарко.

Осевший Чанов молча сглотнул слюну. А медлительный, слишком начитанный Славушкин в романтизме застрял:

— А как же дружба народов? — пропетушил он взволнованно.

— Что-что? — по-стариковски приложил к уху ладонь Иван.

— Интер… интернационализм, — неуверенно выдавил из себя Боря.

— Это вы у пограничников лучше спросите, — сказал Иван. — А впрочем, чтоб на заставу вас не гонять, дружба народов, Славушкин, это когда в Шереметьево за канатом стоят и флажками приезжим машут.

— Или вот ещё когда снарядные ящики делят после братских учений, — внёс дополнение Кузин. — Тут мы не жмёмся, назад тяжело тащить.

— То просто частность, — сказал Иван. — А в общем и целом засидевшимся женихам рекомендую запомнить: за громкими «дружба!» и «мир!» стоят неслышно КГБ и ОВИР. Желательны вам такие капканы, Славушкин, а? Как-то вы поскучнели, дружок, или мне просто кажется?

— Не в этом дело, — замельтешил Славушкин. — На КГБ я, может, и положил бы при случае. Однако вот присмотрелся внимательно и того… В общем и целом Сильвия не так уж убедительна. От родинок, говорят, рак бывает. Я в «Неделе» читал. А так бы я всех послал и облокотился.

— Орёл! — похвалил Борю Кузин. — С руки на лис спускать можно.

— Несомненно, — утвердил Иван, — прямо вслепую, в чепчике. Ну, а вы, Чанов, чем нас порадуете, что скажете?

— Я-то? — замешкал Чанов. — Я-то… во-первых, выпить надо. А во-вторых, расскажи ты лучше Анчутке моей насчет автола и солидола…

— С удовольствием! — согласился Иван, даже не зная, что там с автолом и солидолом было. — Девушки любят глупости, пора их повеселить.

Обещанных глупостей не получилось. Дверь распахнулась, и на пороге вырос фирменный мальчик с пальчик, не ведающий стыда. Ничуть не пялясь на голизну, нисколько не любопытствуя, он деловито обернулся к приведшей его Марте — дескать, сюда, что ли? — и выставил на кровать поднос, крытый салфеткой с броским вензелем «Гавана-Ривьера». Получив деньги, он сухо откланялся и, не оглядываясь, утопал по своим неотложным ночным делам.

Оробевшие не пойми с чего лётчики проводили мальчика почтительным безмолвием.

— Учитесь, Чанов! — надломил паузу в учительском тоне Иван. — Вы бы наверняка поднос уронили, состроили вид, мол, шнурки развязались, чтобы всё разглазеть, а может и пальцем потрогать.

Пришибленный Чанов смолчал, а Славушкин глаза закатил и брякнул:

— Европа!

— А у нас что, хуже? — скандально очнулся Чанов. — Меня вон тоже в женскую баню водили, пока до пупа не вырос.