Павел Астахов - Рейдер

– О Господи!

Ной был здесь – в пять утра! – и определенно его ждал. Записка буквально возникла на глазах!

05:41 ·Р(НОЙ) to (Мордред) Что с бумагами? Когда они будут у меня?

Петр Петрович болезненно зашипел. Ной уже помог ему кое-что заработать. И все равно этот партнер по бизнесу производил жутковатое впечатление.

«Ты же хотел своего шанса? – мелькнула в голове издевательская мысль, так, словно Петр Петрович смотрел на себя самого сверху вниз. – Вот и отвечай! Хватай удачу за хвост!»

Он собрался с духом и застучал по клавиатуре.

05:42 ·Р(Мордред) to (НОЙ) Работаю. Нерешаемых проблем не вижу.

Петр Петрович стукнул по «Enter» и откинулся на спинку кресла. Но ответ пришел мгновенно, так, словно Ной именно этих слов и ждал.

05:43 ·Р(НОЙ) to (Мордред) «Не вижу» означает, что проблем нет?

– Сволочь! – выругался Спирский: Ной видел его насквозь, и врать почему-то не хотелось.

05:44 ·Р(Мордред) to (НОЙ) У меня сдвиг по графику. Но все под контролем.

05:45 ·Р(НОЙ) to (Мордред) Я подожду. Работайте.

Петр Петрович с огромным облегчением выключил монитор и тут же подскочил, как от электрического разряда. Но это был всего лишь пронзительный телефонный звонок.

– Да! – схватил трубку Спирский.

– Извините, что разбудил, Петр Петрович…

Это был Колесов.

– Говори, – с колотящимся сердцем разрешил Спирский.

– Адвоката нигде нет. До сих пор. Но его «Ягуар» на стоянке.

– Дальше, – потребовал Спирский.

Он понимал, что Колесов позвонил не ради этого.

– Прибыл его помощник. Из Москвы, – нехотя произнес Колесов. – Бросил в номере вещи и отправился в город.

Спирский глянул на часы: стрелки «Ролекса» показывали 05.46.

– Что ему делать в чужом городе в такую рань? Да еще в воскресенье!

– Я не знаю, – убито признался Колесов. – Но человечка проследить за ним я послал.

Спирский с усилием потер воспаленные бессонницей глаза.

– Держи меня в курсе. Я должен знать, что происходит.

Связь оборвалась, а Петр Петрович устало откинулся на подушку. Интуиция подсказывала ему, что Павлова в Тригорске уже нет, но ни где он может находиться, ни чем заниматься в воскресенье утром, Спирский не понимал. И это совершенно выводило его из себя.

Настя молчала долго, а когда все-таки заговорила, Павлов понял, что дуэль завершена – за полной ненадобностью. И тогда сами собой посыпались шутки, а он рассказал ей о том, что действительно наболело.

Он говорил о целом поколении, успевшем вырасти без уважения к закону, о милых девочках и мальчиках, пришедших в профессию не спасать, а зарабатывать, об участившихся случаях обмана коллег и даже о донельзя удивившем Артема адвокате, поставившем ложь в один ряд с остальными профессиональными инструментами.

Павлов и сейчас не понимал, что могло привести этого симпатичного парня к таким фатальным выводам, но по его версии выходило, что, лишь обманывая правосудие, следствие и обвинение, можно и нужно спасать клиента.

– Видно, мы росли и воспитывались в разных песочницах, – смущенно констатировал Артем. – Собчак хоть и намного старше, но лично мне ближе.

– Вы знали Собчака? – заинтересовалась Настя.

Артем тепло улыбнулся. Анатолий Александрович умел рассказать о самых сложных вещах удивительно просто. Когда он объяснял, что такое настоящее право, на Первом съезде Советов, депутаты сидели, раскрыв рты.

– Мне удалось пообщаться с ним лишь однажды, – вздохнул он, – а наш более обстоятельный разговор – уже в Париже – так и не состоялся.

Они разминулись на каких-нибудь пару часов, а из Калининграда Собчак так и не вернулся – умер странной и таинственной смертью.

– Это ведь именно в Париже он прятался несколько лет? – полуобернулась Настя.

«И откуда вам это известно, милая барышня?»

– Да, – кивнул Артем, – но вы должны знать, что Собчак не попал в Кресты лишь благодаря воле и преданности жены Людмилы. Так что термин «прятки» не слишком подходит; скорее, это было убежище.

– Его пытались посадить? И кто?

«Те, кто и пришел к власти в стране и в прокуратуре…» – подумал Артем, но вслух сказал другое:

– Мало ли желающих сунуть приличного человека под государственный каток?

И Настя не стала настаивать, а он вспомнил о Вольдемаре, без лишних слов предоставившем Собчаку свою квартиру, защиту и помощь в чужом для него городе и стране.

– Я видела его в Париже, – прервала молчание женщина. – Отец отправил меня учить язык, и на экскурсии возле «Ля Томб Наполеон» я увидела Собчака. Он прогуливался по дорожке возле Инвалидов. Никто из наших его не узнал, а я вспомнила, потому что была с отцом у него на приеме.