Саша Канес - Моя судьба

— Мне на все это плевать! — прокричала я Оле.

— А ему нет, — тихо ответила она. — Я никогда не представляла себе, что он может находиться в такой депрессии. От всего, что происходит со дня аварии, наши родители уже стали стариками.

Я слышала, как она плачет в трубку.

— Ты знаешь, мне к вам нельзя! Так привезите его мне! Я люблю его! Я сделаю его счастливым! — Я кричала в трубку так, что разбудила все свое семейство.

Через толстые стены до меня донесся плач Ромы. Мама в ночной рубашке ворвалась ко мне с испуганной Дашей на руках. Убедившись, что ее дочь жива и никто на нее не напал, она выскочила в коридор и побежала к Роме, уже во весь голос рыдающему за стеной.

— Мы скоро приедем в Москву, — сказала Оля.

— Ко мне! Он готов ехать ко мне?

— В Москве есть специалист по травмам позвоночника. Нам очень порекомендовали обратиться к нему до окончательного решения по операции. Хуже он не сделает. Он предлагает уникальную методу, по которой много лет назад исцелил самого себя. Он тоже в свое время получил ужасную травму, был парализован, а теперь и сам здоров как бык, и центр свой создал.

— Я жду, жду вас! — опять прокричала я. — Вам выслать билеты? Визы нужны? Скажи ему, что я люблю его! Я вылечу его! Я… мы его спасем! Я сделаю его счастливым!

Не самые лучшие новости услышала я от Оли, но почему-то мой оптимизм не только не угас, но, наоборот, укрепился. Я была совершенно уверена, что моего Леню спасут и он всегда будет со мной. Я не представляла себе его унылым депрессивным инвалидом в кресле-каталке. Что только не может случиться с человеком в этой жизни! Но все это — временно! Временно! Чего только не происходило со мной! Я взрослая женщина! У меня есть дочь, в конце концов! Но самым интимным воспоминанием в моей жизни до сих пор оставался тот первый поцелуй в коридоре уфимской военной комендатуры! Рефлексы! Половая сфера! Какая чушь! Противно слушать! Да на меня у него просто не может не встать! И если у него образуется хотя бы один нормальный сперматозоид, уж я-то смогу его пристроить как надо!

Так я размышляла, направляя на себя упругий сверкающий поток воды и беспрестанно переключая кран: горячая вода — холодная — горячая — холодная! Контрастный душ! Что может быть лучше для утренней промывки мозгов?!

На х… все эти диагнозы! К черту врачей! К черту анализы и кресло-каталку! Мы победим!

Я вылетела из ванной комнаты и буквально скатилась с лестницы в столовую.

— Быстро завтракать! — крикнула я маме, до сих пор не пришедшей в себя от моих воплей. — Жрать хочу! Жрать!

В состоянии лихорадочного возбуждения я плюхнулась на стул. На столе уже стоял Дашин корнфлекс и ряженка. Подхватив дочку, я усадила ее на колени и начала кормить. Даша, несомненно, любила меня изо всех сил, но она настолько привыкла к тому, что завтраком, обедом и ужином ее кормит бабушка, что моя инициатива вызвала у нее полнейшее недоумение и даже недовольство. Во-первых, я не надела на нее перед едой специальную «завтрачную» футболку, на которую можно капать и ряженкой, и шоколадом, и вообще чем угодно. Во-вторых, я вначале насыпала в тарелку корнфлекс, а уже только потом залила хлопья ряженкой. Оказывается, это было вопиющим нарушением сложившихся правил и традиций. Корнфлекс, оказывается, нужно насыпать поверх ряженки и только небольшими порциями, чтобы он не размокал и не терял свою хрусткость! Кроме того, вокруг горки корнфлекса надлежит насыпать немного изюма, но ни в коем случае все это не должно перемешиваться до попадания в рот. Даша осознала, что я абсолютно профнепригодна, и, заелозив попой, сползла с моих колен. Она не притронулась к испорченному блюду, решив, что лучше все же дождаться, когда освободится бабушка, и уж тогда можно будет получать удовольствие по полной программе. Я печально вздохнула и пошла помогать маме резать салат и заваривать чай. К столу приковылял на своих кривых ногах только что успокоившийся Рома и, не говоря ни слова, съел все то, что я неумело намешала для Даши. Вылизав тарелку, он подошел ко мне и, вместо слов, благодарно погладил меня по руке. Я чуть не заплакала. Впервые я осознала, что это создание, претендующее на то, чтобы считаться моим сводным братом, тоже по-своему дорого мне и тоже член моей семьи.

В дверь тихо постучали. Я направилась к дверям, но Евпатий уже сам без моей помощи прошел внутрь дома и, чинно поклонившись нам обеим, протянул маме плетеную корзинку, прикрытую расшитым льняным полотенцем.