Андрей Мухачев - Андрей, его шеф и одно великолепное увольнение. Жизнь в стиле антикорпоратив

У меня тоже была такая ситуация. Мне вообще неуютно, когда я вспоминаю тот случай. А когда эту серию посмотрел, то стало совсем уж не по себе.

Я служил под Ярославлем. В январе 2007 года меня откомандировали принимать технику на какую-то военную базу под Костромой. Был я там недели две, познакомился с местными, много пил.

Если кто-нибудь служил там, особенно во времена расформирования РВСН, то помнит эти здоровенные мазутные озера посреди леса. Насколько я помню, озеро под той частью занимало порядка 200 гектаров. Военная земля — на то и военная, чтобы на ней гадить, никто слова не скажет. Сливай, братан, здесь таких озер тысячи. Долбаная Центральная Россия. Военных баз больше, чем блогов в Рунете.

Кстати, наши умнейшие политики сначала ракетку расформировали, тысячи частей были разворованы. Тысячи людей вынуждены были переезжать, разводиться, искать в сорок лет что-то новое. Часто совсем на окраине. Теперь опять формируют. Только вот как? Вы хоть раз видели, как происходит расформирование части? Это производит очень гнусное впечатление. После пожара больше остается. Бетонные плиты и те продаются.

Отвлекся. Ладно, пока чай не остыл, расскажу все-таки о том случае. Сейчас, только за печенюшками сбегаю.

Я был под градусом. Все были под градусом. И на улице тоже был определенный градус. Минус двадцать точно. Время почти девять вечера. Мне ехать с осмотром в соседнюю часть. Всего 120 км. И мы решили, что поеду именно сейчас. Потому что я военный и должен уметь срываться с места.

Организовали «Урал-4320». Это такая машина с фургоном, господа программеры. Посадили туда совсем молодого бойца и меня за старшего. Бензин не проверили. Вообще ничего не проверили.

Молодой слова сказать не мог — боялся. Все вокруг ходили и громко смеялись. Ну ладно, поехали. В путь взял еще бутылку самогона. Как-то пригрелся, заснул. Проснулся — вокруг дым, почти задыхаюсь. Солдат растолкал меня и вытащил из машины. Как оказалось, полыхнула проводка.

Хрен с ним, я начал орать, чтобы быстрее заводились и ехали дальше. На улице было очень холодно. А вокруг даже огоньков не было. Хмель вышел, ужасно болела голова и колено — когда падал из машины, грохнулся прямо на него.

Боец начал крутить лом, пытаясь завести машину. Становилось так холодно, что мне по-настоящему стало страшно. Одно дело — геройствовать по пьяни. Совсем другое — реальность.

Я зашел за фургон. Начал ныть. Не реветь, конечно. Но истерика потихоньку начиналась. Подошел к бойцу, наорал, ударил пару раз, начал крутить сам.

Потом понял, что мы здесь сдохнем. Я не разбираюсь в машинах, солдат тоже не особо. Вообще ничего не включалось. И дороги вокруг не было видно. Сотовый, разумеется, разрядился. Да и не брал бы он там наверняка.

Спросил бойца, как его зовут, откуда он приехал. Саня. Из Чувашии.

— Пошли в фургон, Саня. Будем пить и греться. Потом спать. Утро вечера мудренее. Авось не умрем.

В фургоне, давясь, без закуски, выпили полбутылки самогона. Легли вместе, чтобы не замерзнуть. Заснули.

Наутро меня колошматило. Я был весь то ли очень горячий, то ли слишком холодный. Саня даже разговаривать не мог. Вышли на дорогу. Вернее, выпали на нее. Ноги отказывали и какая-то странная сонливость появилась. Ну, в общем, безразличие.

Не буду рассказывать про следующие три часа. По моим подсчетам в восемь утра проехала мимо машина с солдатами. Свежее мясо срочников везли куда-то в глубь леса. Как оказалось, именно на ту базу, куда ехали мы.

Нас загрузили, потом помню только, что очень сильно заболело, закололо сердце и стало плохо. Очнулся в госпитале. Начали лечить от пневмонии.

Расскажу, как лечат «от температуры» в военном госпитале. Удивительно простое средство, о котором забыли современные доктора. Ставят на тумбочку две трехлитровые банки с водой, дают немного таблеток. Говорят, что нужно всё это выпить уже сегодня. Ну и всё. Назавтра температуры обычно уже нет. Господа, не забывайте, про жидкость. Пока идет грипп, нужно пить побольше.

Иногда жизнь… это просто жизнь.

В армейском, преимущественно солдатском, жаргоне есть выражение — печать. Я долгое время не понимал, что имеют в виду сержанты, когда говорят: «Мясо еще не прошло печати».

Расскажу вам о призыве на военную службу так, как рассказывают об этом сами солдаты. И о военной службе, которую они проходят. Вообще, мне непривычно говорить «солдаты».

В нашей части и в остальных, в которых я был прикомандирован, солдат называли бойцами.