Григорий Аросев - Шестнадцать карт [Роман шестнадцати авторов]

В памяти вдруг всплыла миловидная иностранка, которая у меня спрашивала дорогу рядом с домом Багрова. Она искала какое-то здание, и я тогда вздрогнул — только что мы говорили с ученым про карты, и тут же мне в лицо тычут пусть и самой обычной, но опять-таки картой. Помочь я ей не смог, я все-таки не москвич, но одна фраза запомнилась. Эта иностранка сказала: “Я стояла на остановке, потом подошел автобус, но я не могла решить, садиться в него или нет”. И как только я вспомнил эти слова, к остановке, где я безуспешно пытался хоть как-то систематизировать свои приключения, подъехал автобус. “Нога судьбы”, — цитатой подумал я, схватил сумку и фотографию и без раздумий запрыгнул внутрь. Краем глаза я заметил на лобовом стекле картонку, на которой было написано название конечного пункта — какое-то стандартное слово, типа “Леоновка” или “Липатовка”… Поехали.

Автобус был почти пустым — лишь в самом конце виднелась фигура, как мне показалось, — человек спал, прислонившись к стеклу. Я сел в передней части салона, думая, кому же тут платить за проезд.

— Добрый день, Антон Алексеевич, — внезапно раздалось у меня над ухом.

Я оцепенел, а сердце мое забилось так, что инфаркт показался мне реальным, как никогда раньше. Я медленно поднял голову. Надо мной нависал тот самый мужчина, спавший еще минуту-другую назад у задней двери.

— Добрый день, а вы кто? — выдавил из себя я.

— Ну, скажем, фамилия моя Коровьев, — сострил незнакомец, осклабившись.

— Тогда я — Никанор Иванович Босой. Вы хотите предложить мне валюту?

Пошутил я, конечно, средненько, что и говорить, особенно с учетом недавнего разговора в кафе с псевдо-Маркаряном. Но незнакомец продолжал улыбаться.

— Вы позволите присесть?

— Конечно, места-то общие, государственные.

(Что за чушь я несу?!)

— Спасибо, Антон Алексеевич!

Он сел напротив, спиной к движению. И замолчал.

— А вы не знаете, кому тут передавать за проезд? — спросил я, чтобы хоть что-нибудь сказать.

— Не знаю, но мы это сейчас устроим, — ответил незнакомец и щелкнул пальцами. Материализовалась кондукторша — классическая российская кондукторша, непонятного возраста, с фиолетовым макияжем и зелеными волосами. Я зачем-то представил, как она выглядит голая, и немедля содрогнулся.

— Уважаемая, примите у нас за проезд, — сказал незнакомец.

— По восемь рублей, итого за двоих шестнадцать, — строго сказала тетка почему-то исключительно в мой адрес.

— Вы можете за меня заплатить? — спросил меня мой собеседник, явно издеваясь. — Наличные дома оставил!

Я молча вытащил два десятирублевых желтяка и подал кондукторше. Она отсчитала восемь пятидесятикопеечных монет и отдала мне.

— Еще что-нибудь угодно? — спросила она моего собеседника с интонациями служанки.

— Принесите нам коньячку пару стопочек, а? — неожиданно сказал он. Но еще более неожиданной была реакция тетки — она молча кивнула и откуда-то из воздуха взяла маленький поднос, на котором стояли две полные стопки. Незнакомец взял одну, вторую подал мне.

— А закусить чем? Сыр, шоколад?

— Сегодня сложно, поставка буксует, — загадочно ответила тетка. Незнакомец явно понял, что она имела в виду, но остался ее ответом недоволен. Чуть раздраженно махнул рукой, и кондукторша-служанка-официантка исчезла. А коньяк остался.

— Ну, за знакомство? — спросил-предложил незнакомец, мы чокнулись, и он пригубил содержимое стопки. Я решил пока воздержаться и не пить. Мало ли…

Тут я заметил, что с того момента, как я сел в автобус, он больше нигде не останавливался. Что ж, снова влип — не автобус, а я.

— Вот вы, небось, сидите, Антон Алексеевич, — хотя, извините, Никанор Иванович, — и думаете: что же это со мной приключилось, да? Карту всучили, по голове дали, документы отняли — а потом вернули, жене изменить заставили, назначили черт знает кем — Хранителем каким-то, даже в Мишу переименовали! Ведь так? Думаете?

Я думал, но о другом. Незнакомец, очевидно, хотел мне что-то сообщить. Но я не был уверен, что мне стоит с ним откровенничать. Поэтому надо было следующий ход сделать абсолютно точно, безошибочно. Он-то попал в точку, вот и мне надо было не прогадать.

Я решился.

— Товарищ Коровьев, вы уж представьтесь, кто вы на самом-то деле.

А там видно будет.

С незнакомца мигом слетели наигранные улыбчивость и легкая игривость. Он нахмурился и протянул мне руку.

— Лембоев я. Степан Лембоев, — веско сказал он.

Большего шока я не испытывал за последнюю неделю. А то и за всю жизнь.