Александр Моралевич - ЭКСМО

И, как справедливо писал классик -"Не всякая птица долетит до середины Днепра". Не всякому Моралевичу на его работе удается дожить до сорокалетия. И по случаю такового в ресторане "Прага" мы с женой устроили для редакции славный праздник кяргуду, оно же сабантуй. Юбиляр был в смокинге из английского сукна черного цвета №29.

Всю-то жизнь юбиляр ходил черт-те в чем. А потом, с первых литературных заработков, решил увенчать себя достойным прибарахлением. И его бывшие соученики по балетной школе театра им. Станиславского и Немировича-Данченко ( отчего среди блатных имел нынешний юбиляр погоняло Балет), теперь-то солисты балета, нацелили:

-В ателье на Кузнецком мосту есть закройщик Славик Зайцев. Он теперь уже забурел, но сошлись на нас, он не откажет.

И Славик Зайцев построил для меня из песочного габардина совершенно еретический, антисоветский костюм при пиджаке без лацканов. Плюс смокинговую пару.

В "Комсомольской правде" габардиновый костюм вызвал подлинное осатанение двух тогдашних фельетонистов газеты, Суконцева и Шатуновского. (Оба эти старателя присатирности представлены в антологии "ЭКСМО").

На юбилее я красовался в смокинге. И Славик Зайцев, конечно. не виноват, отбортовку лацканов на смокинге он встраивал из лучшей волосяной сетчатки. Может быть, даже из волос хвоста самца газели Гранта. Но в растроганности чувств припав ко мне (выше не доставал) Е.П. Дубровин, уже главный редактор, слюнями, соплями и слезами так расквасил на смокинге мой левый лацкан, что он навсегда покоробился и утратил товарный вид. Тогда, возможно, я и окружающие услышали произнесение Дубровиным не менее сорока слов подряд. Слова эти были о том, что теперь для меня в "Крокодиле" настанут золотые времена, тематический и стилевой карт-бланш, и обобщающий фельетон, до сих пор для меня запретный - восторжествует.

Однако, как писал другой классик - "недолги были радости". И вскоре Дубровин сказал мне, уложившись слов в двадцать шесть:

-Товарищ Моралевич, над вашей головой сгустились грозные тучи.

-А что же, - сказал я, - я уже привык, что над моей головой всегда сгущаются грозные тучи, а в тарелках у трудящихся никогда не сгущается суп. Так какое еще говно приплыло по речке ко мне?

-В бытность М.Г. Семенова главным редактором вами совершено в Азербайджане тяжкое уголовное преступление. По указанию Генеральной прокуратуры СССР вам надлежит немедленно вылететь в Азербайджан и предстать перед следствием.

-Что за преступление?

-Это тайна следствия.

-Где наша не пропадала. Подписывайте командировку.

-Командировки вам не будет. Вы прибудете в Азербайджан не специальным корреспондентом "Крокодила", а просто гражданином. Прошу сдать служебное удостоверение.

-Сдать? А ху-ху не хо-хо? Так слушай, воронежский ублюдок: (две строки "ухтижмлаговского" мата и одна строка "ангарлаговского" мата опускаются. ) - Более десяти раз я летал в Азербайджан - и только в качестве спецкора. Стало быть, и преступление я мог совершить только в качестве спецкора. Спецкором я и предстану перед загадочным следствием.

-Отказываясь вылететь как рядовой гражданин - вы будете этапированы к месту следствия прокуратурой.

И прокуратура ждать себя не заставила. Звонком домой грозный человек меня уведомил, что этапирование состоится в течение трех дней. На это я сказал важному чину: двумя этажами выше надо мной живет любимый ученик академика Курдюмова, знаменитый физик-теоретик и мой друг Армен Хачатурян (давно уже ПОЖИЗНЕННЫЙ профессор Калифорнийского университета). Ввиду скотского отношения к нему в СССР профессор намерен покинуть страну. И для острастки, чтобы профессор не рыпался - перед нашим подъездом круглосуточно и демонстративно стоят две "волги" КГБ. А равно с ними возле дома дежурят буржуазные гиены пера из "Франс-пресс", "Ассошиэйтед-пресс" и разных там "Шпигелей", чтобы отразить на своих страницах возможный арест физика. Так что подгребайте к моему дому, прокуроры: ребяткам из иностранных агентств будет не менее любопытно снять мое этапирование.

Я ребяток уже оповестил.

На другой день командировку спецкора курьер "Крокодила" Танечка Волкова привезла мне домой.

Ах, моя несказанно любимая страна! Всю жизнь категорически невыездной (по запросу монгольской стороны не выпущенный даже туда для чтения лекций!) - я всю-то свою самую большую в мире державу буквально обползал на брюхе. На брюхе не из раболепия, а как этнограф и в меру отпущенного мне - защитник людей.. Так что же мог я натворить в любимом мною Азербайджане, с которым часто и ссорился, а со вторым секретарем тамошнего ЦК Елистратовым обнимался при встречах и прилюдно называл дядей Петей?