Екатерина Завершнева - Высотка

— А что ты на Кубе делал, расскажи?

— Работал.

— Ну Славик, ну расскажи! Интересно же, — не отставала я.

— Строил завод по производству сахара. Интересно?

— Еще бы. Между прочим, ты тоже обещал странное, твоя очередь.

— Поцелуешь в другую щечку — расскажу.

— Перебьешься, — сказала я твердо. В конце концов, Баеву я уже насолила, и дальше усердствовать было ни к чему.

— Грубиянка ты, а не эмгэушница. Тебе, кстати, не идет. И курить не идет — бросай ты это дело.

— Жену свою воспитывай. А ты, кстати, женат?

— Был, — сказал Славик мрачно.

— Как это был? А сейчас?

— А сейчас холостой. Тебе про жен моих рассказывать или про Кубу? Впрочем, тут все в одном флаконе. Слушай, раз уж напросилась, — он взялся за бутылку, налил стаканчик, опрокинул его и вздохнул, и я подумала, что история эта, наверное, очень длинная и очень печальная.

— Попал я туда по распределению, товарищ хороший помог, кубинец, из группы радиохимиков, — из нашей, двенадцатой, мысленно подпрыгнула я, усмотрев очередное совпаденьице, но промолчала. — Устроил мне вызов с Кубы. Жили мы под Гаваной, до города на автобусе полтора часа ползком, вот только автобус этот ходил раз в два дня, и то если водитель себе другого занятия не найдет. Поэтому мы скидывались, брали у местных машину — и в город на выходные. У нас и в поселке не скучно было, но в Гаване…

Я когда первый раз на набережную вышел, обалдел — все обнимаются, целуются, девушки полуголые, парни потные, ночь звездная, ром, океан, музыка грохочет и Большая Медведица на небе кверху ковшом висит. Остров Свободы, Куба либре. Если б еще работать не надо было…

Хотя чего там — жили мы хорошо, в отдельных домиках. В этом поселке сначала военная часть квартировала, потом строители, потом мы. От военных столовка осталась, футбол-волейбол, душ-туалет, всяко-разно. У местных были тархеты, карточки, они продукты по карточкам получали, вообще жили не очень. А в нашей столовке — борщ, котлетки и квас из ананасов. Да и в меркадо все что хочешь без карточек — были бы деньги. Мы-то на очень приличных зарплатах сидели. Квасили, конечно, по-черному, но выветривалось быстро — воздух, что ли, способствовал. Хотя климат там не приведи господь — живешь как в бане. Чуть пошевелился — весь мокрый. Москиты размером с кулак, джинсу прокусывают, тараканы летающие, ливни тропические, и повсюду плакаты с Фиделем, такой вот климат. — Славик снова наполнил стаканчик, поднес ко рту, потом подумал и поставил на стол нетронутым. — Хватит мне на сегодня, а то опять приставать начну и тогда держите меня семеро.

Так, о чем это я. А я любви.

Завелась у меня в поселке одна, на вид лет восемнадцать, а там кто ее знает, кубашки рано взрослеют. Не то что некоторые — интегрируют, а детство еще не отыграло. И чего я, старый дурак, на тебя позарился, ты ж дите малое… У кубашек к двадцати годам такой опыт имеется, который тебе за всю жизнь не наработать. Ух, и красотки!.. Самая задрипанная кубинская пейзанка не хуже королевы — осанка, взгляд, походочка. Выплывает такая на улицу, на голове самопальные бигуди, из рулончиков туалетной бумаги, фу ты ну ты… Отбрить может не хуже мужика. Как завернет — стоишь себе, просыхаешь, а она хохочет… Там даже не слова важны, а интонация, кураж… У девиц этих куража море. Вечером они, значит, снимают рулончики, распускают волосы, одеваются, если это можно так назвать… А у меня дома жена, между прочим. Любимая, между прочим. И что мне было делать?

— И что же ты делал?

— Да то же, что и остальные — я живой человек или кто? В городе девки по случаю, Лена вроде как постоянная. И не смотри на меня так, иначе не буду рассказывать.

— Да кто на тебя смотрит-то!.. И вообще — какое мое дело, — буркнула я, обидевшись, что меня приняли за моралистку. Обидеться также стоило и за сравнение с карибскими красотками не в мою пользу, но я удержалась, понимая, что Славик хочет отыграться за бездарно проведенный вечерок, контрибуцию, так сказать, получить. Мужа бедного поминает, типа спит он и ухом не ведет. Про своих баб врет — не краснеет. Меня поучает, чтобы выгодно оттенить свое джентльменское поведение. И пускай его, не жалко. Или, наоборот, жалко, но все равно пускай.

— Слушай дальше. Папаша моей Лены торговал гуарано, тростниковым соком, ходил по городским пляжам со своей машинкой. Что-то вроде мясорубки — засовываешь туда стебель тростника, подставляешь стаканчик, крутишь ручку и получается сок. На мой вкус не очень, но местные пьют. Папаши целыми днями дома не было, поэтому мы с Ленкой чувствовали себя очень свободно.