Екатерина Завершнева - Высотка

конечно, просто потребности нет. Однако за ради хорошей погоды, да на солнышке… и никуда не торопясь… Считай, что уговорила. На улице так на улице. Это означает, что в «Гамбринус» мы сегодня не пойдем, закончил Баев деловито. И правильно — сегодня там не протолкнешься, затопчут. Давай завтра. Утречком встретим Юльку с Султашкой и наведаемся, выпьем за знакомство.

Ты в порядке? Не замерзла?

И вдруг словно струна порвалась — нет ничего, ни меня, ни Одессы.

Беспричинно, бесповоротно. Стою у парапета, вглядываясь в осколки города, в его ошметки, шкурки, седую мыльную пену; мир лопнул, прекратился в бессмысленную окружающую среду, холодное декартово пространство, как попало заставленное мертвыми предметами, скамейками, деревьями, людьми… Толпы небрежно раскрашенных, пьяных приезжих, нацепивших фальшивые носы и уши; гидроперитовые блондинки в кожаных юбках, их спутники с банками джин-тоника; эти мужчины и женщины ждут концерта Петросяна, Петросян для них царь и бог; гогочут, лузгают семечки, курят-пьют-матерятся, собственно, они так разговаривают, здесь многие так разговаривают, но я почему-то не замечала; бросают на ветер обертки от «Сникерсов», ветер ледяной; мы два беженца в куртках с чужого плеча; запыленные кроссовки, правый порвался еще с утра, пару дней и развалится. Гиацинты осыпались, запах перегорел, перетерся. Задубевшие, непослушные пальцы. Это от усталости, наверное. Да, от усталости.

Между прочим, ты наверняка не знаешь, какой лозунг был самым удачным за всю историю одесской юморины, продолжал бубнить Баев, зачем-то взяв меня под руку. (Мы никогда не ходили под руку — не наше.) Осторожно, мотоцикл. Почему ты все время норовишь под колеса влезть!.. Мне папашка рассказывал, они в былые годы регулярно в Одессу наведывались. КВНы всякие, физики-лирики, споры до хрипоты… Не знаю, как папашке это с рук сходило, он же у меня ответственный работник. Какой? Потом расскажу. Они вообще лихо жили, на грани, а сейчас — два голубка-пенсионера, приятно посмотреть. Мы будем такими же, если доскрипим.

Собственно, я о лозунге. Воспроизвожу дословно: « А что ты сделал для того, чтобы Одесса стала миллионным городом? » И ведь стала! Чертовы одесситы, им все легко дается. Захотели — взяли. Вот это жизнь!

Кстати, насчет взяли. Мы вчера с тобой шиканули, сегодня надо бы поприжаться, свести баланс. Пойдем вон в ту блинную и уведем пару блинчиков, желательно с мясом. Заодно посмотришь, как я это делаю.

Что значит уведем?

Очень просто, я зубы заговариваю, а ты мимо кассы, с подносиком. Если поднимется кипеж, а он не поднимется — с чего бы? — я типа тут, достаю мани, расплачиваюсь, честь по чести.

Вот еще, возмутилась я, лучше голодать.

Ради чистого искусства, упрашивал Баев, и потом, я тыщу раз это проделывал, тем более — мы же в Одессе. Если хочешь знать , передразнил он меня, когда я с девушками разговариваю, они уже о блинчиках и думать забыли. У них вообще эта функция — думать — отключается за ненадобностью.

Поговори лучше со мной, сказала я мрачно. У девушек потом недостача обнаружится, их отругают, премии лишат.

Этих? — хихикнул Баев, кивая в сторону двух девиц, курящих на крыльце. Упитанные аки поросята, вся недостача в габариты ушла, в проценты, неплохой капиталец, я вам доложу… Ну не хочешь, как хочешь. Может, ты и права. Обрати внимание на названьице этой богадельни. Крупно: «Кафе Катакомбы». Буковками поменьше: «Быстро, дешево, питательно». Я бы еще приписал совсем крошечными: «Летально. Гарантия 100 %. Справки». Согласен, такие блинчики нам не сдались. Ну что ж, подзарядимся солнечной энергией, а также энергией ветра и морских приливов. Может, еще по пиву?

За стеклом газетного киоска большая карта Одессы, прижалась к стеклу — чтобы лучше видеть тебя, дитя мое — разложенная от и до. А не переместиться ли нам из туристического центра в настоящий город?

Ты прочти, одни названия чего стоят! Улица Пастера, пережившего свою болдинскую осень в холерной Одессе, где от нечего делать пришлось заняться пастеризацией… или вакцинацией… или ирригацией… или я умолкаю, потупив очи долу. Он разве одессит? Что-то не припомню. Рядом улица Сакко, который без Ванцетти как карандаш без грифеля. Жаботинский — тот самый? Который Белоусов, химические часы? Нет? Очень жаль. Жанна Лябурб — кто такая, почему не знаю? Француженка? Если революционерка, то наверняка уродина… И целый выводок прелестниц — Уютная, Веселая, Елочная, Тенистая… А эта, длинная — Дача Ковалевского, прямо так и называется. Хочу на дачу! То-то старик Ковалевский будет рад. Заждался, поди, и самовар давно простыл.