Екатерина Завершнева - Высотка

В лабе мы и познакомились.

Баев привел меня в какое-то очень закрытое учреждение, в котором действовал строгий пропускной режим: входили и выходили по часам, расписывались за оборудование, за пожарную безопасность, за неразглашение информации и т. д. Однако попасть в лабу, минуя формальности, было проще простого — надо всего лишь воспользоваться другим входом, где никакой охраны нет, подняться по лестнице на последний этаж, пройти по коридору до другой лестницы и спуститься вниз. Этим тайным путем мы и проникнем в святая святых, сказал Баев, а пропуска и прочая канитель предназначены для сотрудников, которым некогда бегать вверх-вниз, которым работать надо.

Мы поднялись, вошли в лабу и застали Петю как раз за работой: он резался в «Doom» не на жизнь, а на смерть, гонял мышь по подложке, ерзал на стуле и давил на гашетку. Наиболее острые моменты сопровождались выразительными движениями ушных раковин. Дывысь, сказал Баев, яка чудова игрышка. Его уши живут собственной жизнью. У меня был один знакомый, который тоже это умел, но с нами ему не тягаться — Петя сэнсэй высшей категории. Видела бы ты, как он смотрит боевики — никакого перевода не нужно. У него там что-то с чем-то соединено напрямую, не как у простых людей. Давно ему предлагаю развивать обратную связь: пошевелил ушами — и мысль сама пришла, как на веревочке.

Переговариваясь в том же духе, постояли у Пети за спиной, остались незамеченными. Петя был похож на автогонщика «Формулы-1», он уворачивался от летящих в лицо огненных шаров, пригибался при стрельбе, ввинчивался в коридоры всем телом, накреняясь вправо-влево, как будто крутил штурвал. Шут с ним, сказал Баев, оглядимся пока, что тут есть. Грешно отрывать человека от ответственного спецзадания. Он спасает мир, ему не до чего.

Я послушно огляделась. Сюда приходит самая современная компьютерная техника, которой даже на ВМК в глаза не видали, прошептал Баев. У них есть стример, прибавил он восхищенно, емкостью десять гигабайт! А это много? — спросила я. Баев посмотрел на меня с жалостью — перед кем приходится распинаться. Тебе за всю жизнь не освоить. Мне, впрочем, тоже. Это институтский стример, самый мощный в стране. А что за институт? — продолжала любопытствовать я. Горе мое, вздохнул Баев, тут занимаются ядерной физикой, чтоб ты понимала. И вообще, не позорь меня, поменьше вопросов. Здесь люди умные сидят, не то что мы с тобой. Цвет отечественной науки.

Я снова огляделась, уже проинструктированная, поискала глазами стример — какой он? на что похож? — но ничего необычного не заметила. Я столько раз видела подобную обстановку в кино или у папы на работе, что сразу почувствовала себя как дома.

В Петиной лаборатории было все, что полагается по канону, установленному в начале шестидесятых: ироничные физики-полубоги (один из них обязательно гений, или даже два); горы аппаратуры (старой, на которой сидят, и новой, которую еще не наладили); исписанная мелом доска, где помимо формул можно было найти пару-тройку афоризмов на сегодняшний день, глумливый стишок про самого младшего обитателя лабы (ясное дело, про Петю), а также рожи, чертей, женщин и даже классическую надпись «такой-то — дурак». И, конечно, кучу металлического хлама: микросхемы, паяльники, отвертки, банки из-под кофе, полные окурков, разнокалиберные кружки, черные изнутри от чайного налета, и валяющиеся повсюду испитые, продифференцированные до дыр пакетики чая (снобы они, а не физики — чай со слоном их, видите ли, не устраивает!), которые здесь собирали в стеклянную посуду, в надежде, что кто-нибудь когда-нибудь сумеет их проинтегрировать.

Надежды, очевидно, возлагались на глум. Когда я потеряла в лабе мамино серебряное колечко, Петя сказал — не волнуйся, он наиграется и вернет. Кто? — спросила я удивленно. Да глум, он у нас не злобный, если хорошенько поканючить — отдаст обязательно.

Когда что-то в лабе пропадало, говорили, что вещь ушла в глум . Искать ее было бесполезно, но попросить глум не возбранялось. Я один раз своими ушами слышала, как Стеклов, Петин научный, взрослый дядька лет сорока с лысиной и степенью кандидата физмат наук, смиренно просил глум отдать ему конденсатор на пятнадцать вольт. И ведь получалось! Колечко, например, нашлось на столе у Стеклова, и никто не знал, как оно туда попало, хотя скептически настроенный Баев сказал, что это наверняка уборщица приходила, и что не мешало бы ей приходить несколько чаще, чем раз в месяц.