Энтони Капелла - Ароматы кофе

Дженкс неохотно кивает:

— Кажется, по процедуре так положено.

— И если мы проголосуем против, — говорит Эмили, обращаясь к сестрам, — никакого слияния не произойдет. А мы здесь представляем большинство.

— Да какой бес в тебя вселился? — гремит голос ее отца. — Прости, уважаемая, это тебе не какое-нибудь суфражистское сборище. Это моя компания…

— Это наша компания…

— Моя! — настаивает отец.

— Тебе не позволят твои акционеры так разговаривать с ними, если твою компанию зарегистрируют на Бирже, — замечает дочь. — Возможно, даже не и поддержат кандидатуру твоего Джока Хоуэлла. Или, возможно, он проголосует против тебя — ты об этом подумал?

В ярости отец молча смотрит на дочь.

— Кто против выдвинутого предложения? — говорит Эмили, поднимая руку.

— Хватит! — обрывает ее отец, приходя в себя. — Дженкс, можете идти. Запишите: предложение принято единогласно.

— Слушаюсь, сэр, — отвечает Дженкс.

И выходит из комнаты. Наступает долгая, мучительная пауза; и вдруг Эмили с рыданием выбегает вслед за Дженксом.

Она продолжала жить в комнате на Кастл-стрит; по мере того, как тревога все нарастала и нарастала, она все чаще и чаще засиживалась дома. Все эти дни я не помню, чтобы она хоть раз неуважительно отозвалась о своем муже или об отце. Собственно, о них она почти не упоминала. Мы с ней жили семейной жизнью, правда, не в традиционном смысле.

— Роберт?

Я поднял голову. На стойке бара стоял ящик из красного дерева. Эмили откинула крышку. Внутри рядами располагались стеклянные бутылочки, а также было там несколько чашечек и ложечек для дегустации.

Определитель.

Эмили выложила на стол четыре маленьких пакетика кофе и стала их раскрывать.

— Что это ты делаешь?

— Единственное, что нам осталось, — сказала она. — Это лучшие образцы нового кофе Фербэнка. Два сорта из Гватемалы и два из Кении.

Она осторожно полила кипятком первую порцию, взглянула на меня.

— Ну, что?

Я вздохнул:

— Это бессмысленно.

— Напротив, Роберт, в этом есть прямой смысл. Фербэнк утверждает, что это отличный, настоящий кофе. Те, кто выращивают его, не должны разоряться только потому, что вынуждены продавать свой кофе по той же цене, что и продукт, производимый Хоуэллом. В мире пока еще достаточно людей, кому не безразличен вкус кофе. Им просто необходим способ, чтобы отличить хороший кофе от скверного, — и наш Определитель будет бесполезен, если мы не осовременим его.

Она подвинула мне одну из чашечек.

— Чего ты от меня хочешь? — взмолился я.

— Чтобы ты попробовал, разумеется. Всоси, вдохни аромат и с силой сплюнь. Готов?

Мы с ней осадили гущу на дно и чуть отхлебнули из своих чашечек.

— Любопытный вкус, — задумчиво произнесла она.

Я кивнул:

— Пахнет бананом.

— А на языке слегка ощущается натуральная терпкость…

— Даже что-то от мускатного винограда.

Одинаковое ощущение во рту, на языке, на губах — у меня и у нее; оно лилось от нее ко мне и от меня к ней, как поцелуй.

— Черника или персик?

— Скорее слива. Или даже плоды терновника.

— И какая-то теплота… жареное мясо или, возможно, трубочный табак.

— Жареное мясо? Так не должно быть — иначе присутствовал бы специфический привкус. Пробуй еще.

— Я бы даже сказала — корочка свежеиспеченного хлеба.

— Отлично — сейчас запишу. Смени, пожалуйста, чашки!

— Знаешь, — сказал я, — мы могли бы уже просить Фербэнка приобретать для продажи здесь сорта кофе с африканских небольших ферм, не с крупных плантаций. Само по себе это мало что поменяет, но чем больше закупщиков это привлечет, тем очевидней даст возможность мелким фермерам не работать на белого человека.

— По-моему, идея замечательная.

— Конечно, кофе в результате станет дороже.

— Придется возмещать убытки?

— Кто его знает.

— Милый Роберт, ты же совершенно не представляешь себе, как вести дело.

— Наоборот — по моему опыту, именно деловые люди ничего в этом деле не смыслят.

— Ну, ладно, ладно… Напомни-ка мне ту африканскую поговорку, которую ты так любишь цитировать!

— «Одну паутину порвать легко, а тысячью паутин можно связать льва».

— Именно. Будем же пауками и начнем плести сеть.

— А вот этот, — сказал я, — напомнил мне Африку. Черника, глина и та отдающая пряностью бурая земля, на которой сушат зерна кофе.

— Но я ведь там не была, сказать ничего не могу. Хотя вкус пряностей могу определить — пожалуй, это лавр и куркума. И еще есть что-то — едва ощутимое…