Иван Кузмичев - Сборник Поступь империи

Укол, отход, блок! Вновь укол, блок…

Атака завязла в вязком плетении защиты. Вновь пытаюсь осторожно прощупать его, завязать шпагу оппонента, но, увы, не уследил и едва не пропустил укол, нацеленный в грудь. Отскок! Блок, прикрываю плечо, грудь и вновь плечо. Смещаюсь вправо, намереваясь контратаковать, но, проделав маневр слишком медленно не успел среагировать на очередную атаку учителя. Шпага коснулась кожаной кирасы с правого бока.

— Вы убиты, Ваше Величество, — с улыбкой заметил Илья, снимая металлическую маску.

По его лицу катились капли пота, но глаза выражали искреннюю радость удовлетворения, а может и упоения прошедшим боем.

— В третий раз за утро, уважаемый, — дополнил я, потирая саднящий бок.

— В четвертый раз. Вы забыли об уколе в левое бедро.

— Укол был не смертелен.

— Но крайне неприятен и болезнен, а значит в конечном итоге смертелен.

— Ваша правда, — согласился я с учителем.

— Сегодня вы очень невнимательны, — укоризненно заметил Лоаньев, недовольно покачав головой.

— Думаю на сегодня достаточно, — вытираясь полотенцем, сказал я учителю, после чего налил в бокалы разбавленного вина, протянул один Илье, другой пригубил сам.

— Как изволите, — поклонился он.

Вино мы выпили в тишине, иногда правда со стороны ворот Кремля доносились приглушенные расстоянием голоса зевак, бродящих по красной площади. Илья Лоаньев, один из лучших фехтовальщиков в армии. Уже больше года как он был переведен в лейб-гвардию из Семеновского полка. И я должен заметить, что слава Ильи была нисколько не приукрашена, он впрямь оказался отличным рубакой, не в пример сильнее моего первого учителя Оливера.

По установившемуся правилу в лейб-гвардию набирали исключительно дворян и боярских детей, да к тому же каждый вновь прибывший вне зависимости от того, какое звание он носил в армии, начинал в чине рядового, правда, сохраняя армейский чин. Поэтому, поднимаясь в гвардии в чине, каждый автоматически поднимался и в армейском чине, на ступень, а то и две. Так что, уйдя под руку капитана Нарушкина в чине поручика, Илья стал рядовым, но за время службы смог подняться до капрала. Немалое достижение, между прочим.

— Завтра в то же время, — пожав руку учителю, я ослабил ремни кожаной кирасы и сбросил ее наземь. Слуги приберут и почистят.

Плата Илье, как и всем лейб-гвардейцам шла в двойном размере от армейской, кроме того, за наши занятия он получал отдельное жалованье. Экономить на своем здоровье я точно не собираюсь. Да и почти каждодневные утренние разминки способствуют укреплению тела и что самое важно, закаляют, дух, особенно в моменты наибольшей лености.

— Вам надо внимательнее смотреть за тем как вы контратакуете, Ваше Величество, — ставя бокал на столик во дворе, сказал Илья.

— Если во второй руке пистолет или кинжал, то контратака всегда удачна и почти всегда фатальна для противника, — улыбнулся я.

— Однако сейчас в правой руке ничего не было.

На этот выпад учителя, который был старше меня на десяток лет, я отвечать не стал. Он прав и с этим не поспоришь. Мне оставалось лишь неопределенно пожать плечами. Уж что- что, а столь мелочные поражения отрицать глупо. Илья улыбнулся и неторопливым шагом пошел в казарму, построенную прямо на территории Кремля, возле стен.

Ну а я пошел проведать Оленьку с царевичем. По дороге вспомнился один весьма странный, а главное настораживающий эпизод из жизни отрядов "волчат". В ту пору один из рейдов проходил под Псковом.

С давних пор псковичи отличались непокорным нравом, впрочем, до новгородцев им было далеко. И те и другие стремились к независимости, восстания в этой стороне случались с завидной регулярностью. Последний раз чуть больше полувека назад, но непокорных быстро усмирили: жестоко и показательно.

Хотя люди, живущие здесь, были добродушными и приветливыми, но близкое соседство с Речью Посполитой привносило "гнилостный аромат" католической ереси, которую охотно проповедовали одинокие монахи Ватикана или пасторы- протестанты с близких немецких княжеств и шведского королевства. С католичеством и протестантством боролась Православная церковь всеми способами, к которым только могла прибегнуть.

Однако в эпоху царствования Петра "гниль" сумела обосноваться в русских землях прочнее, чем за всю историю Руси.

Вместе с просвещением на Русь хлынул весь европейский смрад, больше половины приезжих иноземцев были отбросами прошлых "родин". Там они никому нужны, а порой и вовсе были преступниками, их участь была предрешена заранее. Болтаться им на пеньковой веревке, если бы не появившийся однажды в Европе Петр и оставленные им на многие годы эмиссары- вербовщики.