Анна Матвеева - Есть!

Гриша зажмурился и поставил под витиеватой подписью Бурмистрова маленькую закорючку, похожую на покосившийся твердый знак.

Это был первый в его жизни самостоятельный выбор. Ангел-хранитель облегченно смахнул со лба золотистый локон, и Грише-Прыщу сполна отвесили удачи и везения.

– …А прыщи, мой милый, это молодость, – сказала ему Нателла, отхлебывая ароматный кофе, и деликатно выловила розовый лепесток из чашки.

– Фушон, – пискнул смущенный Гриша, раздосадованный к тому же тем, что не говорил, кажется, ни слова ни о каких прыщах. Впрочем, зачем говорить – вон они, проклятые бубоны, алеют в зеркале и видны аж за четыре метра!

Нателла шумно отхлебнула кофе и решительно дернула ворот блузки – так мужчины расслабляют узел надоевшего галстука. В Нателле была капля восточной крови, но именно эта капля определяла общее направление живого потока.

Гриша так и не решился спросить у нее в тот странный день, откуда она явилась и почему выбрала именно его дверной звонок: хватило того, что она явилась и выбрала. Лишь в первую годовщину брака, отменив по такому случаю железное правило не кашеварить дома, Гриша спросил у жены:

– А все-таки откуда ты тогда появилась?

Нателла торопливо обваливала куриные печенки в миндальной крошке и, не отрываясь от процесса, пробормотала:

– Мы поспорили с девчонками, что я зайду в любую квартиру и мне дадут там кофе.

Гриша замер на месте, как часовой. Нателла могла выбрать любую дверь в доме – но выбрала ту, за которой был он, Гриша. Они могли никогда не встретиться, но встретились и вместе готовят праздничный ужин: теплый салат с куриной печенью, суп-пюре из кинзы с картофелем, крученый шашлык с диким, но симпатичным рисом и шоколадный торт с малиной.

Гриша отлично помнил свое первое меню, сочиненное под строгим приглядом шефини – отставной заводской поварихи Галины Павловны, коротающей тягучие пенсионные дни в УПК.

– Это самое, дети, сегодня, мы будем готовить это самое, – первым делом сообщила она старшеклассникам, собранным со всего района.

Гриша обнаружил, что среди девочек есть вполне пристойные экземпляры. Один такой экземпляр, белокурый и худенький, громко хихикнул, и Галка-Палка, как ее предсказуемо прозвали упэкашники, тут же вскраснела и зазлилась:

– Я им, это самое, пришла учить готовить еду, а они, это самое, хихикают… Я может, не мастер говорить, но научить вас готовить это самое…

Тут она, бедная, окончательно запуталась и сама засмеялась заразительнее блондинистого экземпляра.

– Давай вот ты, – отсмеявшись и вытерев слезки, Галка-Палка поманила пальцем Гришу. – С тебя начнем. Будем, это самое, готовить омлет.

Гриша вышел вперед, к учебной плитке, и уткнулся носом в сиротский набор продуктов, выложенных на столике: яйца, молоко, маргарин.

– Берешь, это самое, яйцо, – поучала Галка-Палка, – и разбиваешь его о краешек, вот так…

Гриша покорно разбил яйца в мисочку, вылил туда же строго отмеренные четыре столовых ложки молока и принялся избивать смесь венчиком. Галка-Палка смотрела на него влюбленным взглядом юной девушки, класс замер, а Гриша лихо всыпал избитому омлету соль на рану, разогрел сковородку и вылил туда смесь таким эффектным движением, что Олег Бурмистров, кажется, даже присвистнул.

– Дома готовим, да? – обрадовалась Галка-Палка.

Нет, Гриша не готовил дома – мать подпускала их с отцом к кухне лишь тогда, когда там требовалась грубая и неквалифицированная мужская сила. Мать была неплохой стряпухой, но так ревностно относилась к делу приготовления пищи, что это все очень усложняло. Отец по молодости и незнанию хвалил чужие пироги и всякий раз получал после этого охлаждение что на кухне, что в спальне – впрочем, он быстро разобрался, что можно, а чего категорически нельзя говорить при Аннушке. Готовить для нее было – все равно что для других дамочек ходить по врачам: лечение! Все неприятности, от крошечной до всеохватной, Гришина маманя несла в кухню и там переплавляла в жаркое и пирожки, варила супы, размазывала кремом по торту – и никто никогда не догадался бы, из чего на самом деле приготовлены Аннушкины блюда. Может быть, лишь самый чуткий гость, каких, впрочем, у Малодубовых почти не водилось, уловил бы грустную горчинку в безупречном заливном или отметил бы явственный слезный привкус в соусе.

– Нет, – мотнул головой Гриша, – я вообще первый раз взял это самое в руки.

Он не хотел передразнивать Галку-Палку, шутка вырвалась у него совершенно случайно – как платок из рук на ветру, – но дело было сделано, аудитория зашлась в припадке хохота, а Галка-Палка зарделась таким краснознаменным колором, что Гриша отшатнулся от поварихи – вдруг чем огреет! Поварешки, шумовки, дуршлаги и прочий инструмент лежал в удобном недалеке от нее. Ленка Палач и Олег Бурмистров, утирая слезы, на глазах влюблялись в одноклассника – в конце концов прыщи у него когда-нибудь пройдут, подумала девушка Палач. Тут сам Гриша начал смеяться вместе со всеми, а следом за ним зашлась в стенобитном хохоте и Галка-Палка, добрая, как большинство толстух.

Читать дальше