Анна Матвеева - Есть!

В кухне утром пахло рыбой – я забыла включить вытяжку.

Когда я говорю в начале каждой программы, что обязательно научу готовить своих телезрителей, я на самом деле думаю: «Зачем мне это нужно? Мой рецепт – мое открытие, и с какой стати я должна делать его достоянием ленивых и бездарных людей, у которых хватает сил только на то, чтобы включить телевизор в тот день и час, когда начинается моя программа?» Понимаю – слишком много личных притяжательных местоимений в одном предложении. К счастью, я больше не писатель и меня такие тонкости-подробности не волнуют. Как хочу, так и говорю – могу подпустить парочку слов-паразитов и не по тому слогу ударить, потому что меня сейчас заботят совершенно другие вещи.

Не для печати: если честно, другие вещи меня сегодня тоже не слишком заботят – ни рейтинги, ни новые рецепты. И подробного завтрака мне от себя сегодня не дождаться. В такие дни продукты вызывают у меня не вдохновение, а раздражение: как пульсирующий курсор на непочатом крае чистого поля, где ни разу не валялся конь. Хотите закрыть файл? Хотите убрать молоко в холодильник?..

Молоко, яйца, белый хлеб, корица и сахар – разобранный на доспехи «бедный рыцарь», так и не сразившийся с раскаленным маслом. Я многое могу рассказать о продуктах и специях. Даже в голодайские советские годы (о которых, впрочем, лучше забыть; если желаешь выглядеть моложе истинных лет, не стоит упоминать о том, что успела побывать не только октябренком, но и – позорище – комсомолкой) – даже тогда я примечала у продуктов множество чудесных, особенных свойств, которые, правда, порой мешают относиться к ним будто к продуктам. Да что там, мне до сих пор невыносимо смотреть, как люди бездуховно лопают какой-нибудь всесторонне прекрасный ало-розовый помидор – притом что в неумелых с кулинарной точки зрения руках этот помидор всегда будет выглядеть куда менее убедительно, нежели в первозданном виде. Настоящий повар, кстати, не мучается подобными размышлениями, а радуется отборному продукту, угодившему к нему на кухню. Но я не считаю себя настоящим поваром.

В детстве у меня был единственный знакомый повар – старшая сестра моей подруги. Студентка архитектурного института и подлинный художник. Сейчас эта Света рисует мультфильмы где-то в Европах, а тогда каждый день без перерывов и выходных готовила для своего семейства весьма изощренные – по тем временам – блюда.

Ленка, моя подруга, – крошечная брюнеточка без шеи, с вечно красными руками (при таких вводных она ни секунды не сомневалась в собственной красе и в итоге эту красу получила: к двадцати расцвела, к тридцати начала плодоносить, подозреваю, что и сейчас она выглядит значительно лучше многих из нас, как и подобает крошечным брюнеточкам), так вот, Ленка, всякий раз торжествуя, словно крестьянин, прописанный нам школьным курсом литературы, приподнимала крышку кастрюли. Глубокий колокольный бомм: суп с клецками. Звяк гусятницы: зажаренная до шоколадного цвета курица и к ней соус в кувшинчике – томатный сок с аджикой. Скрип духовки: сметанный торт с фигуркой лебедя, вырезанной из яблока так умело, как сможет не всякий выпускник модных нынче курсов по карвингу.

Я обожала ходить к Ленке в гости после школы – вечно голодная девица, способная в один прием слопать пачку «Шахматного» печенья (или – вариант – десяток пряников: каждый разрезан пополам и сдобрен пластиком подтаявшего масла). В этой кулинарной лаборатории я угощалась от всего сердца, не заморачиваясь взрослой мыслью о том, что меня здесь никто не имел в виду. Спасибо щедрой Ленке и ее терпеливой семье! Спасибо, что не пускались со мною в душе– и телоспасительные беседы (а тело, между прочим, молило о пощаде – над форменной синей юбкой к десятому классу висел рубенсовский животик, да и щеки у меня в семнадцать лет были не хуже, чем у свиньи в канун забоя), но каждый день заводили любимую песню – бомм, звяк, скрип…

Когда я вижу по-настоящему красивые продукты, то вспоминаю, каково это – быть писателем. Тонко нарезанные шампиньоны – будто ионические капители. Эротичные мидии – каждая так и просится на разворот журнала для взрослых. Савойская капуста, разобранная по листику, – лежачий лес летних деревьев. Лениво-тягучий башкирский мед. Фенхель, похожий на бледно-зеленое, анатомическое сердце. Яркие орские помидоры – будто надутые воздушные шарики. Свечной огарок или – если хотите – мутная пластмасса пармезана: впрочем, он похож и на светлый сладкий губительный шербет. А ядрышки грецких орехов – одновременно на крохотный мозг и на бабочкины крылья. Даже кусочки фольги, прилипшей к противню, напоминают силуэты сказочных драконов – рассматривать их можно так же долго, как облака.

Я часто говорю своим телезрителям, что время завтрака – лучшее за весь день. Хлебный пудинг, омлет из перепелиных яиц, блинчики с козьим сыром, грушевый сок и порция кофе смертельного объема с кардамоном, корицей или медом… Постояв с минуту перед раскрытыми дверцами шкафчика и пересчитав ножи, удобно развешанные на стенке, я с наслаждением представила эти ножи воткнутыми в шею новоявленной самородицы, давешней девы, Чингисханом ступившей в мой Хорезм. Не зря я недавно посмотрела длинный китайский телесериал о Тимуджине-воине – даже такие вещи замечательно расширяют кругозор. В итоге не стала я ничего готовить, а сварила самый обыкновенный кофе, да и тот не сумела выпить до конца.

Читать дальше