Пол Остер - Книга иллюзий

Альма встала и вышла из кабинета. Семи еще не было, но, зная меня, она не сомневалась, что я уже торчу на кухне – пью текилу и жду ее звонка. Она решила не откладывать. Сегодня у нее украли несколько лет жизни, мир рушился на глазах, и надо было все это высказать кому-то, сейчас, немедленно, пока ее еще не начали душить слезы. Телефон стоял в спальне, по соседству. Через десять секунд она будет сидеть на кровати и набирать мой номер. Однако, выйдя из кабинета, она повернула налево, а не направо. Еще недавно из камина летели искры, и перед долгим телефонным разговором она захотела убедиться, что огонь догорел. Разумное решение, если разобраться. Так она очутилась в другом конце дома, а в результате вся эта ночь – да что там, вся наша жизнь – пошла кувырком. Вот в чем ужас-то: мало того, что я не сумел предотвратить случившееся, еще эта неотвязная мысль: позвони мне Альма сразу – ничего бы не было. То есть Фрида продолжала бы себе лежать мертвая на полу в гостиной, но Альма этого бы не знала, и ее последующие действия, связанные с обнаружением тела, просто не имели бы места. Поговорив со мной, она взяла бы себя в руки, укротила свое безумие, оказалась более готовой к предстоящему удару. Например, скажи она мне про то, как она с силой оттолкнула Фриду, стоявшую у нее на дороге, я бы смог ее предупредить о возможных последствиях. Люди теряют равновесие, люди падают и разбивают голову об острые углы. Я бы сказал: сходи в гостиную и посмотри. Что и было бы сделано, пока я оставался на связи. А после того как она обнаружила тело, я бы ее немного успокоил, дал ей возможность более трезво оценить ситуацию, и тогда бы она хорошо подумала, прежде чем осуществить то, что она сделала. Но, повторяю, выйдя из кабинета, Альма повернула налево, а не направо, и когда она увидела на полу бездыханный труп, она забыла про звонок. Впрочем, вряд ли забыла, даже наверняка не забыла – просто ею овладела одна мысль и не хватило духу набрать мой номер. Вместо этого она села на кухне с бутылкой текилы и шариковой ручкой, и остаток ночи посвятила сочинению адресованного мне письма.

Я спал внизу на диване, когда включился факс. У нас было шесть утра, а у них еще ночь. Окончательно обессилев, я провалился в какую-то глубокую яму и проспал около часа. На первые два или три звонка я никак не отреагировал, если не считать изменившегося хода моего сна; а снился мне кошмар, в котором будильник должен был вовремя меня поднять, чтобы я не опоздал на свою лекцию «Метафоры любви». Вообще-то сны я не запоминаю, но этот сон я помню так же ясно, как и все, что произошло со мной, после того как я открыл глаза. Я сел на кровати и сразу врубился: звонит не будильник в спальне, а телефон на кухне. Но пока я, шатаясь как пьяный, нашел туда дорогу, гудки прекратились. Я услышал характерный щелчок факс-машины, готовой принять сообщение, и когда я ввалился в кухню, из прорези как раз появилось начало послания. В восемьдесят восьмом году факсы еще не работали со стандартными листами бумаги; из машины вылезал этакий тонкий свиток со специальными электронными пометками – нечто среднее между Торой и донесением с поля битвы каких-нибудь этрусков. Альма потратила на письмо больше восьми часов: обдумывала, записывала, откладывала ручку, снова брала, при этом все больше и больше хмелея, и в результате получилось ни много ни мало двадцать с лишним страниц. Я читал их стоя, перебирая руками нескончаемый свиток, который машина выталкивала из себя дюйм за дюймом. В первой части послания излагались вещи, мною уже пересказанные: сожженная рукопись, исчезнувший компьютер, мертвая Фрида на полу в гостиной. Вторая часть заканчивалась так:

У меня нет выхода. Я не настолько сильный человек, Дэвид, чтобы нести такой груз. Даже оторвать его от земли – и то не получается.

Поэтому я тебе не позвоню. Ты мне скажешь, что это был несчастный случай, что здесь нет моей вины, и я начну тебе верить. Я захочу тебе поверить. Но, если без обмана, я ее сильно толкнула, гораздо сильнее, чем можно толкнуть восьмидесятилетнюю женщину, и тем самым убила ее. То, что она со мной сделала, ничего не меняет. Я ее убила, и если сейчас позволю себя разубедить, это станет началом конца для нас обоих. Тут ничего не попишешь. Чтобы остановиться, я должна пожертвовать правдой, но, делая это, я обрекаю все лучшее во мне на умирание. Вот почему я должна действовать не мешкая, пока еще не дала слабину. Хвала Всевышнему за алкоголь. «Гиннесс вселяет в вас силы» – возвещают лондонские рекламные щиты. Текила вселяет отвагу.