Не трудись. Если я мозолю ей глаза, с какой стати я буду настаивать на своих правах? Да и нет у меня никаких прав. Это владения Фриды, и я обязан подчиниться ее воле.
Тогда я тоже не пойду. Пускай сжигает все к чертовой матери, у нее есть помощники.
Ты пойдешь, Альма. Это последняя глава твоей книги, ты должна все видеть своими глазами. Начала, так уж держись до конца.
Я хотела, чтобы ты присутствовал. Без тебя это будет уже не то.
Четырнадцать копий плюс негативы – представляешь, какой получится костер? А сколько дыма! Даже из окна будет на что посмотреть.
Костер я действительно увидел, точнее, дым от него. Но, с учетом открытых окон, «смотрел» я, главным образом, своим носом. Горящий целлулоид издавал резкий ядовитый запах, и даже после того, как дым рассеялся, всякая химическая дрянь еще долго летала в воздухе. Как мне потом сказала Альма, им потребовался час с лишним, чтобы вчетвером перетаскать из подвала все коробки с фильмами. Затем они погрузили их на ручные тележки, закрепили ремнями и, погромыхивая на каменистой почве, отвезли за тон-ателье. Там они эти коробки поместили в две бочки для нефтепродуктов – в одной копии фильмов, в другой негативы – и с помощью керосина и газет подожгли. Старая пленка на нитратной основе загоралась сразу, а вот фильмы после пятьдесят первого года, напечатанные на более плотной триацетатной пленке, гореть отказывались. Им пришлось снимать фильмы с бобин, по одному бросать в костер, и это потребовало дополнительного времени. Они планировали закончить к трем часам, а в результате провозились до шести.
Все это время я провел в гостевом домике, стараясь не слишком переживать по поводу моей вынужденной ссылки. Перед Альмой я напустил на себя равнодушный вид, но в душе у меня все кипело не меньше, чем у нее. Поведению Фриды не было оправдания. Пригласить в дом и тут же показать на дверь! Могла по крайней мере объясниться лично, вместо того чтобы присылать глухонемого гонца, который передает ее слова третьему лицу и при этом тычет в тебя пальцем. Да, Фрида была явно не в себе, ее закрутил этот вихрь горестных переживаний, но, как бы я ни пытался ее понять, легче мне от этого не становилось. Что я здесь делаю? За каким чертом она послала Альму в Вермонт, чтобы та привезла меня сюда под дулом пистолета, если я только путаюсь у всех под ногами? Не Фрида ли писала мне письма? Не она ли приглашала меня в Нью-Мексико посмотреть фильмы Гектора? По словам Альмы, ей пришлось долго их уговаривать, чтобы последовало такое приглашение. Из этого я заключил, что Гектор изначально был против и женщинам пришлось склонять его в пользу моего приезда. Сейчас, прожив здесь сутки, я думаю, что в действительности все обстояло иначе.
Если бы не оскорбительное обращение, я бы, скорее всего, даже не задумался о таких вещах. После нашего объяснения в холле мы сложили остатки еды обратно в корзинку и направились в коттедж, находившийся на возвышении в трехстах метрах от хозяйского особняка. Альма открыла дверь своим ключом, и прямо за порогом я увидел свою дорожную сумку. Еще утром она находилась в большом доме, в комнате для гостей, и вот кто-то (вероятно, Кончита) по приказу Фриды перенес ее сюда. Сделано это было бестактно, чтобы не сказать, вызывающе. И вновь я отшутился (Вот спасибо, не надо самому таскать!), хотя меня душило бешенство. После того как Альма ушла, чтобы присоединиться к поджигателям, я минут пятнадцать бесцельно шатался по дому, пытаясь успокоиться. Наконец я расслышал вдалеке дребезжание ручных тележек и позвякивание металлических коробок. Пробил час аутодафе. Я разделся в ванной и врубил оба крана на полную мощность.
Пока я отмокал в теплой воде, я позволил себе немного порассуждать. Сначала изложил факты в известной мне последовательности, а затем попробовал взглянуть на них под другим углом с учетом последних событий: перебранка между Хуаном и Альмой, ее гневный выпад в адрес Фриды (Я так зла на нее… так бы, кажется, и врезала), мое позорное изгнание. Все это, конечно, гадание на кофейной гуще, но, когда я вспомнил предыдущую ночь (приветливость Гектора, его готовность показать мне фильмы) и сравнил с тем, как со мной обращалась Фрида, вывод напрашивался сам собой: вероятно, она с самого начала была против моего приезда. Да, она писала эти письма и зазывала меня в Тьерра-дель-Суэньо, но разве не могла она писать их под нажимом, уступив требованиям Гектора после долгих ссор и препирательств? Если так, то ее решение, чтобы я убрался из ее владений, не было внезапной переменой настроения. Просто теперь, когда Гектор умер, это сойдет ей с рук.
Читать дальше