Сергей Ведерников - Пятицарствие Авесты

Поблагодарив его за рассказ, старцы ушли; разошлись и остальные, присутствовавшие при разговоре, — нужно было готовиться к завтрашнему дню.

Собравшаяся процессия была готова отправиться в путь.

Марк попрощался с детьми, обняв и поцеловав каждого, попрощался с взрослыми, а потом подошёл к плачущей Антонии, упавшей вдруг перед ним на колени и обхватившей руками его ноги. Рыдая, она судорожно сжимала их, он же растерялся, не зная, что делать, но наконец поднял её, обнимал и гладил по голове, утешая.

— Не плачь, дорогая! Не думай обо мне — думай о внуках: так тебе будет легче. Я знаю, что могу надеяться на тебя. И ещё: обещаю вернуть тебе Александра.

По команде Иоанна процессия тронулась в путь, а Марк с готовыми уже в дорогу друзьями стоял у дома, пока они не скрылись из вида.

«Увижу ли я вас когда-нибудь ещё? — думал он. — Голод, страх и любовь управляют людьми в этой жизни.

Христиане утверждают, что в посмертном мире не будет боли, не будет страха, не будет плотской любви, поскольку все будут однополы, но «будет новое вино и новый хлеб», а я не хочу всю загробную жизнь простоять в очереди к обеденному столу». Он посмотрел на зилотов — пора и им в путь.

Тёмный еловый лес на подъёме вдруг резко уступил место светлому сосновому бору, такому же, как и он, тёплому и благодатному, всегда радостному в солнечный июньский день. Сумеречная непроходимая чащоба по сторонам дороги сменилась устремлёнными ввысь стволами деревьев с негустой кроной, сквозь которую нередко проглядывало голубое летнее небо. У корней сосен, на почве почти бестравной, с редким кустарником и такими же редкими папоротниками, на безукоризненных формой мощных стволах деревьев весело плясали солнечные пятна, словно приглашая принять участие в своём неизбывном веселье. По обочинам дороги, таким же пятнистым от предполуденного солнца и теней от крон деревьев, меж цветущего разнотравья, то тут, то там мелькали кусты орешника и малины. Тёплый, ещё не знойный поток воздуха, врываясь в открытое окно машины, приятно освежал уставшее от долгой езды тело.

— Вот мы и приехали!

Погруженный в свои мысли Виктор вздрогнул от неожиданного голоса попутчика, скорее даже не от голоса, а от той информации, от той новости, что прозвучала в его словах. Он глянул вдаль — лес кончился, а внизу, за склоном, была видна обширная долина с зелёными полями, лугами, речкой и городком, зажатым между речкой и высоким холмом, продолжением того, по какому они проезжали.

Машина выехала из леса, и Виктор, имея уже возможность полностью оглядеть долину, почувствовал, как тревожно и больно заныло сердце — совсем не так, как в последний его приезд сюда.

Дорога пошла по длинному, затяжному склону, характерному для этой местности, называемому увалом; а сам склон, обращённый к югу, порос редкими кустами можжевельника, мелким разнотравьем да осокой. «Наверное, здесь много полевой клубники», — подумал он.

— Да. Скоро здесь будут ягоды, — словно прочитав его мысли, сказал попутчик.

Виктор познакомился с ним в Загорске, где собирался нанять такси в свой родной город, но неожиданно услышал, как кто-то приглашает желающих поехать в Ильинск, куда он, бывая на родине, всегда хотел бы проехать, но так и не съездил за последние двадцать лет. И тут он понял, почему он здесь, на автовокзале, понял, что поедет туда и что этот шофёр и эта машина, — это за ним.

Они въехали в городок, на первый взгляд мало изменившийся, по мнению Виктора, что, впрочем, так и было, если не считать большими изменениями в его облике несколько пятиэтажек, построенных, очевидно, в семидесятые годы, да двухэтажные коттеджи недавней постройки. Это был обычный для средней полосы России районный город, где большую часть жилья составляли деревянные одно-, двухэтажные домики, немного кирпичных строений советского периода, а центр его зачастую обустроен купеческими домами красной кирпичной кладки дореволюционного времени. Всё было как прежде: чистые зелёные улочки, аккуратно обсаженные яблонями, благопристойные домики и дворы, неторопливые прохожие, шумливые ребятишки и умиротворённые старики на скамейках под окнами. Они проехали мимо стадиона, вокруг которого не изменилась даже ограда, мимо церкви, где изменения были значительные и благоприятные — она была отремонтирована и заново покрашена, — и остановились около гостиницы, находившейся там же, где она была и раньше, двадцать лет назад. Попутчик, попрощавшись, уехал, а Виктор прошёл в гостиницу, где, как оказалось, не было свободных номеров. Администраторша услужливо предложила снять однокомнатную квартиру, находившуюся поблизости, и Виктор, не обременённый багажом, охотно согласился последовать за ней. И вскоре они были около двухэтажного дома из силикатного кирпича, вошли во двор, чисто убранный, с растянутыми вдоль верёвками для сушки постиранного белья и с несколькими небольшими вишнями под окнами да грядками зелёного лука и чеснока. Постучав в одну из трёх дверей на первом этаже, провожатая взяла у хозяйки ключи и, открыв предлагаемую квартиру, вошла внутрь, приглашая Виктора. Квартира была однокомнатная, чистая, уютная — она понравилась Виктору. У одной стены стоял шкаф для одежды, рядом с которым располагались умело устроенные стеллажи для книг, полностью заставленные ими, а у противоположной стены стоял просторный, уже разложенный диван, и хотя некоторое неудобство создавало развешенное на верёвке женское бельё во дворе за широким окном, но и с этим можно было мириться, поскольку любоваться из окна всё равно было не на что. Кухня, ванная — всё было пристойно, правда, не было горячей воды, но, по признанию провожатой, её не было и в гостинице, зато в городе была баня и частная сауна.