Андрей Курков - Бикфордов мир

Тюк был высотой в человеческий рост, но очень тяжелый. Поднять его двое мужчин не смогли, поэтому решили докатить его до дома, а там уже распотрошить и все содержимое занести внутрь.

Пока катили, мимо в сторону леса прошла Петровна.

– Ты куда? – обернувшись ей вслед, спросил Харитонов.

Она остановилась.

– Надо, чтоб пушка врагам не досталась! – сказала, подождала минуту, то ли ожидая от Харитонова каких-то слов, то ли просто рассматривая его на память, потом пошла дальше.

Докатив тюк до крыльца, Харитонов и хозяин отдышались.

– Вот дура! – вымолвил Григорий. – Рожать ей надо, а у самой одни пушки в голове!

Он деловито осмотрел тюк, нашел шов и стал его взрезать ножом. Когда сняли брезентовую оболочку, содержимое распалось на множество коробок, мешочков, упаковок.

– Ну, с этим уже легче дело иметь! – проговорил хозяин, поднимая с земли плоскую коробку, перевязанную красной лентой. – Давай все это в дом заносить.

Харитонов взял в руки два мешочка, вроде как с крупой, и зашел внутрь. Когда снова вышел, увидел в руках у Григория пачку писем. На лице хозяина возникла озабоченность. Харитонов решил его не трогать и самому занести все в дом. Носил недолго, минут с десять, а когда занес последнюю коробку, то вслед за ним в комнату вошел и Григорий. Положил письма на стол, а наткнувшись на вопросительный взгляд Василия, пояснил:

– Письма за последние три года дошли. Я думал, что меня забыли все, а оказывается – почта плохо работала…

Хозяин закурил сигарету и присел на стул. Аккуратной стопочкой сложил перед собой письма и принялся за верхнее. Внимательно прочитал обратный адрес, потом надорвал конверт и вытащил несколько листков из школьной тетради, исписанных мелким спешащим почерком.

Василию было неловко. Желая оставить хозяина одного, он вышел на крыльцо, взял там пустое жестяное ведро и направился к ручью. По дороге остановился в малиннике, нарвал поспевших ягод.

Перед ручьем опустился на корточки. Набрал воды, поставил ведро рядом на песок, а сам не мог отвести взгляда от своего отражения на поверхности совершенно прозрачной воды. Отражение магнитом притягивало, так и хотелось опустить лицо в ручей, чтобы прохладная вода освежила обветренную кожу. Повинуясь этому «магниту», Харитонов все ближе и ближе наклонялся к воде, пока глаза не увидели, как дернулось и сорвалось с места его отражение. Удивленно повернув голову, он провел взглядом отражение своего лица, поплывшее вниз по течению, а когда вновь посмотрел на воду перед собой – увидел лишь песчаное дно. На поверхности воды более ничего не отражалось. Харитонов вскочил на ноги, схватил в руку ведро и замер, глядя на искрящуюся кристально-прозрачную воду. Почудилось чье-то присутствие рядом, в воздухе возник незнакомый пряный запах.

Харитонов обернулся, осмотрелся вокруг и вдруг обратил внимание на свою тень, которая шевелилась, несмотря на то что он стоял неподвижно. Неожиданная усталость опустилась на его плечи, заставила его сесть на песок, навеяла дрему, и тут он услышал голос, знакомый голос, слышанный им уже не единожды, только в этот раз как бы повзрослевший:

«…и если дорога никуда не выводит – она вливается в еще более широкую дорогу, которая, забирая у идущих всю жизнь, не приводит их к цели. Так эти дороги вливаются друг в друга и в своем сложном продолжении становятся настолько широкими, что уже невозможно различить их направления, они просто напоминают поля, бескрайние, до полированности укатанные, с ровными исчезающими горизонтами.

Раньше я думал, что от погибших цивилизаций остаются дороги, но все оказалось не так. После нескольких лет странствий я понял, что тропы, дороги означают лишь общее присутствие жизни, не обязательно цивилизованной, и даже не обязательно человеческой. В Африке я увидел одну тропу. Эта тропа была настолько красивой и необычной, она извивалась, как речушка Эвон, и каждый ее изгиб был геометрически точен и обратно симметричен последующему изгибу. При этом в трех местах она плавно обходила вековые баобабы, создавая идеальные полуокружности. Сначала мне и в голову не пришло, что это звериная тропа. Я вышел на нее после недели путанных блужданий и в счастливом расположении духа пошел по этой тропе к людям. Шел я, кажется, недолго, воздавая хвалу местным жителям, но неожиданно тропа спустилась к речке и, утратив свою аккуратную линию, раздробилась на сотни мелких нечеловеческих следов. Я сразу посмотрел на другой берег, полагая, что передо мной брод, а далее следует продолжение тропы. Но другой берег представлял собой нетронутый уголок джунглей…