Олимп Бели-Кенум - Африканская история

— Если бы я даже хотел сделать это ради тебя, Жизель, я не смог бы… Но за свое недостойное поведение и отвратительный характер я наказан ссылкой в джунгли. И я не жалею — ведь там со мной будешь ты.

— Ты не ужился со своими? — воскликнула потрясенная Жизель.

— A-а, пустяки, Жизель. Мои — это ты и все здравомыслящие люди, для которых не существует разницы между белыми и черными.

— Это моя вина! Я должна была предупредить тебя, какому риску ты подвергаешь себя, часто встречаясь с негритянкой… Нас много раз видели вместе…

— Не терзайся из-за такой ерунды, Жизель!

— Мы так недавно знаем друг друга, а я уже принесла тебе неприятности.

— Я свободный человек и хочу жить как свободный человек, а там будь что будет.

— Ты иногда говоришь совсем как наши парламентарии или студенты.

— Что ж, они абсолютно правы, когда требуют, чтобы уважали их человеческое достоинство…

…И вот теперь он пришел к Тейелям известить их о своем отъезде, объяснил его причины.

— Вот видите, я не зря предупреждала вас, и все, что я сказала вам в тот день, не было праздной болтовней… Если я смею дать вам несколько советов, мсье Феррай, то скажу: будьте благоразумны и сохраняйте хладнокровие… Вы живете в стране, где слишком легко раздражаются, — проговорила мадам Тейель.

— Благодарю вас, мадам, я постараюсь следовать вашим советам.

— Не забывайте нас, напишите нам о своей жизни в Иугуру, дорогой друг, — сказал мсье Тейель.

Поезд шел всю ночь. Жюльен ехал в первом классе, но нескончаемые разговоры, то и дело прерываемые взрывами смеха, и храп африканцев, ехавших вторым и третьим классом, доносились до него. Не в силах сомкнуть глаза, он закурил сигарету, взял «Батуалу» Рене Марана и дочитал последнюю главу, на которой остановился раньше. Сейчас этот роман казался ему особенно актуальным.

В Париже его друзья африканцы превозносили мужество Рене Марана. Один из них добавил тогда, что сегодня негру трудно было бы получить Гонкуровскую премию отнюдь не потому, что африканские романисты из Черной Африки пишут хуже, чем Рене Маран, а потому, что в своих произведениях они рассказывают о наиболее жгучих проблемах своей родины, — проблемах, которые члены Гонкуровской академии едва ли оценят, потому что все они в большей или меньшей степени настроены реакционно. С другой стороны, и сами африканские писатели смешивают понятия «роман» и «политическое эссе». Политика интересует их больше, чем литература. И вот теперь Жюльен думал, как трудно африканскому писателю создать правдивый роман о современной Африке. Потом он углубился в «Государя» Макиавелли… Так Жюльен Феррай провел ночь в поезде, который тащился, останавливаясь на каждом полустанке…

Джип, за рулем которого сидел Самба, один из шоферов компании, уже поджидал его у самой станции — хижины с крышей из гофрированного железа. Пятеро пассажиров, которые сошли вместе с Жюльеном, тотчас же исчезли в джунглях, водрузив на головы свои объемистые узлы. Трое-четверо пассажиров, ожидавших на станции, поспешили к поезду. Жюльен проводил его взглядом, пока он не скрылся вдали под невнятный лязг железа и хруст щебенки, потом повернулся к Самбе, стоявшему по стойке «смирно».

— Не надо так тянуться передо мною, Самба, — сказал он ему на языке волоф. Самба удивленно вскинул на него глаза. Молодой тубаб выглядел добродушным. Лицо его выражало ту искренность, которая редко ускользает от взгляда африканца. Самба широко улыбнулся, обнажив все свои зубы.

Жюльен начал учить язык волоф сразу же, как только приехал в Карибу: ему казалось нелепостью жить в стране и даже не пытаться понимать язык ее аборигенов. В дальнейшем он усовершенствовал свои знания с помощью Жизель и теперь мог бегло объясняться, не прибегая к помощи переводчиков.

— Далеко до Иугуру, Самба? — поинтересовался он.

— Тридцать семь километров, тубаб.

— Меня зовут мсье Феррай, — как бы между прочим заметил Жюльен.

Машина тронулась, и они сразу же оказались в джунглях…

Через час Жюльен Феррай уже был у Иугуру. Двое слуг вышли взять его чемоданы. Инспектор компании Дамье встретил его рукопожатием…

Жак Дамье, откровенный расист, ненавидел негров. Он с трудом скрывал свои чувства, когда они однажды гуляли по деревне и он представил Жюльена вождю племени, который «что-то слишком возомнил о себе, потому что принимал участие в двух наших больших войнах и имеет звание аджюдана. Он награжден „Военной медалью“, крестом „За боевые заслуги“, орденом Почетного легиона и другими побрякушками, которые навешивает на грудь, когда должен встретиться с кем-нибудь из белых. Но я думаю, что его павлинье чванство порождено тем, что он очень богат и у него дюжина жен и десятка два детей, большинство из которых учится во Франции».