Воле Шойинка: Сильный род

Эман (с грустью). Я не могу, Сунма.

Сунма (внезапно успокоившись). Глупо было и надеяться. Для всей деревни ты готов вывернуться наизнанку и только ради меня ничего не можешь сделать. Ты так боишься выполнить самую маленькую мою просьбу, как будто тебе кажется, что ты кого-то предаешь. И если это женщина из твоей прошлой жизни, то представляю себе, как она, бедняжка, страдала.

Эман отшатывается, и на его лице застывает маска отчужденности. Сунма ничего не замечает.

А тебя твоя верность делает бесчеловечным. (Заметив перемену в Эмане.) Эман! Эман!.. Что с тобой, Эман? (Хочет подойти к нему — он отступает и открывает дверь.) Что я такое ляпнула? Прости меня, Эман… умоляю, прости меня.

Эман замирает, но не оборачивается. Сунма, совсем расстроенная, не знает, что предпринять.

Клянусь, я не знала… Я бы ни за что…

Где-то неподалеку слышится шум уезжающего автобуса: взревел и постепенно затих в отдалении мотор. Сунма вздрагивает и медленно идет к окну.

(В удаляющемся шуме мотора, как бы про себя.) Что теперь будет?

Эман (выглянув из окна). Что?

Сунма. Нет-нет, ничего, я так.

Эман. Это был автобус?

Сунма. Да. Автобус.

Эман. Мне жаль, что я не смог тебе ничем помочь.

Сунма хочет что-то сказать, но сдерживается.

Я думаю, тебе лучше пойти домой.

Сунма. Не прогоняй меня. Неужели я хоть этого не заслужила? Разреши мне здесь остаться, пока все это не кончится.

Эман. Но ведь тебя будут ждать. Ты же участница Шествия.

Сунма. Я отказалась. Я не хочу быть дочерью их вождя. Ягуна — мой отец, но я ему не дочь.

Эман. Ты же знаешь — твой отказ так легко не примут.

Сунма. Я отказалась — и не хочу об этом больше говорить. Неужели даже сегодня нам нельзя побыть вдвоем?

Эман. Сунма!..

Сунма. Ты боишься дать мне приют?

Эман. Хорошо, мы пойдем на Празднество вместе.

Сунма. На Празднество? Но я не хочу туда идти.

Эман. Ты не хочешь быть даже зрителем на Празднестве?

Сунма. Эман, запомни, ты еще пожалеешь, что не уехал, когда я тебя уговаривала.

Эман. Опять ты начинаешь…

Сунма. Нет-нет, Эман. Я обещаю тебе больше не говорить об этом. Но знай: мне хотелось, чтобы мы уехали, для твоего же блага.

Эман. Это как же так?

Сунма. Один ты ничего здесь не сможешь изменить. Ты чужак — ты связан по рукам и ногам. А чужак у нас навеки остается чужаком, даже если он проживет в деревне всю жизнь.

Эман. Может быть, это-то мне и нравится. У чужаков всегда очень спокойная жизнь.

Сунма. До поры до времени. Но потом их изгоняют. Я одна защищала тебя от позора. Но я же навлекла на тебя их ненависть. Не знаю, зачем я это рассказываю, — может быть, потому, что все уже решено. Но помни: я спасла тебя от страшного поношения.

Эман. Сунма, ты просто не понимаешь, что говоришь. А главное, таким образом ты ничего не изменишь. Выходит, я обязан тебе чуть ли не жизнью. Но я не чувствую ни благодарности… ни обязательств.

Сунма. Я ни о чем не прошу. Но ты должен знать. Да, сама я вырваться не смогла. Я признаюсь — согласись ты со мной уехать, я бы сделала все, чтоб помешать тебе вернуться.

Эман. Я знаю.

Сунма. Мне хотелось начать сначала, и вот я вручила тебе свою судьбу. Но теперь я понимаю — и никто не разубедит меня, — что твое сегодняшнее упрямство разрушило мою жизнь.

Эман. Ты чем-то расстроена — ты не понимаешь, что говоришь.

Сунма. Не беспокойся — я тебя ни в чем не обвиняю. Я просто не могла заставить себя молчать.

Эман. Ты больше не должна сидеть взаперти. Тебе, как никому, нужно общение с людьми.

Сунма. Бог с ними. Пусть себе живут как знают.

Эман. Почему ты хочешь запереться дома, когда вся деревня так радостно веселится?

Сунма. Тебе это кажется радостным весельем? Прошу тебя — давай останемся дома. И что бы ни случилось, я отсюда не выйду, пока не кончится их дьявольское веселье.

Пауза. День клонится к вечеру.

Эман. Я зажгу лампу.

Сунма (ей не сидится на месте). Нет-нет, я зажгу. (Уходит во внутреннюю комнату.)

Эман подходит к стенной полке и начинает перебирать сухие зерна; потом снимает с полки доску — это игра «эйо» — и играет сам с собой. Снова появляется Девочка, она все еще таскает за собой Уносчика; следом за ней идет Ифада. Внезапно из-за угла дома, из сгустившихся сумерек, выскакивают двое — они накидывают Ифаде на голову мешок, веревка тут же затягивается, и Ифада становится совершенно беспомощным. Девочка уже поравнялась с домиком, когда шум борьбы привлек ее внимание; оглянувшись, она увидела, что один из напавших взвалил Ифаду на плечо и уносит прочь. Девочка начинает пятиться — но ее лицо по-прежнему остается безучастным, — потом поворачивается и убегает, бросив Уносчика. В комнату входит Сунма с двумя керосиновыми лампами: одну из них она вешает на стенку.