Владислав Куликов - Братство обреченных

Когда первый суд отправил дело на доследование, этот день стал самым радостным в ее жизни. Казалось, что это уже почти победа. Татьяна не сомневалась, что мужа скоро отпустят. Но еще через четыре месяца новый следователь вновь направил дело в суд.

Приговор оглашали 23 июля 1999 года. По иронии судьбы, в этот день был юбилей их свадьбы: десять лет. Татьяна пришла на оглашение приговора. Накануне она накрахмалила и надушила праздничную рубашку для мужа. Всю ночь представляла, как его освобождают прямо в зале суда. Она бросается ему на шею…

А потом он, конечно, наденет эту чистую рубашку и поедет домой…

Иначе и быть не могло. Ведь не просто же так оглашение приговора совпало с такой замечательной датой! Это знак!

Судья читал очень долго. А ее сердце радостно билось. Хотя она не слышала и не понимала половины того, что он там говорил. Но ведь было ясно, что мужа сейчас отпустят…

— Руководствуясь статьями триста первой и триста третьей УПК РСФСР, военный суд Приволжского военного округа приговорил… — скороговоркой читал судья, — Куравлева Геннадия Захаровича признать виновным…

До Татьяны еще не дошел смысл слов, а ее как громом поразило. Судья еще продолжал что-то тараторить, а она просто стояла раскрыв рот. Что происходит? Она ослышалась? Нет, конечно, ослышалась! Ей показалось! Судья не сказал этого, он же до самого главного еще не дошел! Но вот-вот дойдет, дочитает.

На всякий случай Татьяна достала и развернула рубашку. Сейчас мужа отпустят, и она сразу подаст ему рубашку. Такую гладкую и хрустящую. Пахнущую домом.

— Назначить наказание в виде пожизненного лишения свободы…

Она впала в прострацию. Как тогда — в горящей лощине под Уфой. Так и стояла, продолжая держать рубашку. А мужа со скованными за спиной руками в спешке увели из зала… Этот топот ног она запомнила на всю жизнь. Хотя в тот момент его не услышала. Два конвоира буквально протащили Геннадия мимо нее, а он даже головы не поднял, не посмотрел на жену…

Кто-то попытался утешить ее. Татьяна ничего не ответила.

Отвернулась и в полуобморочном состоянии вышла из здания. В руках по-прежнему была рубашка. Прохожие удивленно косились на странную женщину. Она шла непонятно куда…

Ее догнали. Силой привезли в какую-то поликлинику, где ей вкололи успокоительное. Но лекарство лишь вывело женщину из прострации, и она разревелась на плече у кого-то из сослуживцев мужа.

Прийти в себя Татьяне помогли дети. Она ведь не имела права думать только о себе и раскисать. Но ей пришлось сменить работу, потому что там все узнали про мужа. Правда, вскоре и на новом месте прошел слух о том, что она — жена убийцы. Многие стали специально приходить, чтобы посмотреть на нее. Татьяне пришлось вновь вспоминать про свое умение быть незаметной.

Некоторое время она продолжала бороться за мужа. Стучалась, куда только можно: в прокуратуру, в суд, на телевидение, в газеты, в администрацию президента, в Госдуму, уполномоченному по правам человека… Еще в тысячу мест. Результат был один и тот же. Жалобы пересылали в прокуратуру, а оттуда отвечали: «Дело рассмотрено всесторонне и полностью, оснований для пересмотра нет».

Татьяна устала биться в закрытые двери и встречать равнодушие. Сдалась. Смирилась с тем, что муж никогда не вернется. Ей же надо было кормить и поднимать на ноги детей. Поэтому она переключилась на более важное дело: повседневную борьбу за выживание. Татьяна стала деревянным веретеном, которое только и делает, что крутится. Без радости, без чувств, без надежды.

Детям она не говорила, что случилось с отцом. Но подозревала, что сын знал. Однажды, когда мальчику исполнилось одиннадцать лет, ее вызвали в школу.

— К нам приезжал писатель, проводил в школе анкетирование, — пояснила учительница. — Вопрос был такой: «Что бы ты хотел спросить у Бога? Что бы хотел рассказать Богу? Что бы хотел попросить у Бога?» Я хочу показать вам, что написал ваш сын. Да не волнуйтесь вы так! Тут ничего особенного: мы всем родителям показываем…

Татьяна дрожащей рукой взяла двойной тетрадный листок. Она сразу же узнала до боли родной, корявый почерк сына…

«Здравствуй, Господи. Как у Тебя дела? Как живешь? Как здоровье?» — писал мальчик. — «Как Тебе там, на небе? Все ли у Тебя есть? Может, что надо? Господи, а вообще-то Ты есть? Другие страны Ты обслуживаешь?

Я, Тебя, конечно, люблю. Но маму и папу больше. Это ничего? Сделай так, чтоб человеку при рождении выдавали запасные детали: ноги, руки, письки и другие жизненно важные органы. А то зачем так получается, что человека растили годами, а потом бац — и он уже мертв? За что мы стареем? Можно мне не умирать, а?