Леэло Тунгал - Товарищ ребёнок и взрослые люди

У мамы была, наверное, другая коронная дистанция, поэтому мы с ней всегда пускались в путь раньше папы. Бывало, папа ещё брился, когда мы с мамой поспешно выходили из дома, и он в большинстве случаев догонял нас бегом на полпути, но бывало и так, что он догонял нас лишь тогда, когда мы с мамой уже садились на автобусной остановке на скамейку, чтобы перевести дух.

Но на этот раз мамы не было, мы заперли дверь, оставили ключи на третьей полке шкафчика в коридоре и, держась за руки, пошли в сторону шоссе.

Взрослые не имеют никакого понятия о некоторых радостях жизни. Например, о том, как здорово скользить на ледянках — полосках льда на деревенской дороге, или о том, какое чувство свободы испытываешь, когда попадаешь ногой — пляц! — в свежую коричневатую лужу в колее от автомобильных колёс. Эти лужи совсем и не глубокие, выше галош на валенках вода не поднимается, разве что какие-нибудь брызги. Папа мне часто рассказывал, как он со своими братьями и приятелями весной бегал по лужам, и они старались как можно больше обрызгать друг друга. Но если я хотя бы пару луж разбрызгаю, он уже сердится.

Выходит, что все проделки, какие раньше позволяли себе дети, забавные, а если я делаю так же — сразу «плохой ребёнок»!

Я образцово взяла папу за руку и постаралась идти как взрослые — так, чтобы ни одна лужа не попалась на пути.

— Может, запоём? — спросил папа. — Так легче шагается. — И начал:

Это была забавная песня, и я с удовольствием подхватила:

— Верно ведь, с песней дорога становится короче? — спросил папа, когда мы допели до конца.

Я не стала возражать: по-моему, дорога совсем не сократилась, а даже будто вытянулась и стала длиннее, потому, что ноги мои совсем устали, а мы не прошли и полпути — конец света, то есть хутор Кунгла, ещё не был виден. Папа заметил, что уголки моих губ начали опускаться, и спросил бодро:

— Ну как, Эмиль Затопек?

Я только вздохнула. Это у нас с папой была такая старая игра: когда мы бежим наперегонки, мое имя Эмиль Затопек, а папино — Пааво Нурми. Я уже знаю, что Эмиль Затопек чешский бегун, а Пааво Нурми самый знаменитый финский спортсмен. С Пааво Нурми папа даже встречался в Финляндии и разговаривал, но не соревновался. Папа чуть-чуть не попал на Олимпийские игры, но команде Эстонии тогда не повезло. Было как раз время уборки сена, и дедушке нужна была помощь, так что перед соревнованиями папа не мог ни как следует тренироваться, ни высыпаться, и чуть не опоздал на поезд, когда должен был ехать на соревнования в Таллинн. На поезд он всё-таки успел — тетя Лийли подвезла его на лошади на станцию Сауэ, но на соревнованиях выступил слабо, и его в Берлин не взяли.

— Если бы не было этой чёртовой уборки сена, может, всё пошло бы совсем по-другому, — всегда говорил папа в конце своего рассказа, будь его слушателем мама, соседский дядя Артур или ещё кто.

— Но кто может сказать, что лучше? — рассуждал на это дядя Артур. — Видишь, Палу салу стал чемпионом Олимпиады, а теперь сидит в тюрьме…

— Да-а, но я бы всё отдал, чтобы бежать на Олимпийских играх! — отвечал папа вздыхая. — Но этому не бывать…

Потому он и придумал, что когда мы вдвоём бежим, то он будто Пааво Нурми, а я — Эмиль Затопек.

— Если начнёшь пораньше тренироваться, и из тебя может выйти спортсменка! — подбадривал он меня. На самом деле я хотела стать прачкой, певицей или учительницей, но в утешение папе говорила:

— Я, конечно, могу стать спортсменкой, но только бегать и прыгать мне не хочется!

— Эмиль Затопек! Приготовились! Старт!

Папа глубже надвинул свою серую шляпу, чтобы она получше держалась на голове, и побежал. Мы пробежали довольно большой кусок пути, но тут у меня соскочила варежка с руки — и прямо в грязную лужу.

— Не хочу больше затопекничать! — захныкала я. Варежка с красивыми красно-белыми узорами была теперь грязной, и с неё капала коричневатая вода.

Папа отряхнул варежку и выжал её почти досуха, глянул на свои карманные часы, а золотой солнечный зайчик отразился от стекла папиных часов прямо мне в глаза.

— Теперь придётся напрячься, Затопек! — крикнул папа. — Распрямись и давай, работай ногами! Слышишь, Эмиль Затопек, распрямись и сделай улыбчиво-весёлое лицо.

— Я — никакой не Затопек! Я — маленький ребёнок!