Леэло Тунгал - Товарищ ребёнок и взрослые люди

Сначала я хотела спрятать коробку в шкаф для одежды, потом вспомнила, что это не слишком надёжное место — мешочек с медалями таты ведь пропал из шкафа, как в воду канул! В ночной тумбочке было так много всякой всячины, что мармеладная коробка туда не помещалась, нижняя часть книжных полок, где были дверцы, оказалась лучшим местом для секретной коробки: там мама хранила фотоальбомы и Эстонскую Энеи… Энцю… словом, те книги, которые нельзя было показывать чужим. Дядька в чёрном пальто хотя и скинул все эти толстенные тома в синих переплётах на пол, но ему, наверное, неохота была их перелистывать. Эти книги маме почему-то велели уничтожить, когда она ещё была директором школы, но её сердце не разрешило ей это сделать — она только вырезала первую страницу, где была подпись президента Пятса. «Ты этого не видела», — сказала мне мама, когда скомкала эти страницы и бросила в печь.

Мармеладная коробка хорошо поместилась между этими Эстонскими Энтсю… или как там их называли, но за ними я вдруг нашла… мешочек с медалями таты! Интересно, откуда у мешочка взялись ноги, чтобы перебраться из шкафа для одежды в книжный?

Медали были такие красивые, что было невозможно так просто положить их обратно за книги, и ведь ничего с ними не случится от того, что я немножко с ними поиграю!

Я отнесла мешочек со всем содержимым в спальню и разложила то, что в нём было, — медали, ложки и другие серебряные вещички — на маминой-папиной кровати. Одна большая золотая медаль была по игре матерью-козой, а другие — её козлятами. Ложка для сахара, напоминавшая совок, очень годилась быть серым волком: в неё потом можно положить большие крупинки соли и играть, что это камни, которыми коза-мать наполнила волку брюхо. Охотником стал нож для масла — его золотое лезвие сияло особенно ярко, оно было совсем новое, насколько я знала, этот нож ещё ни разу на стол не клали. Самым маленьким козлёнком стала одна медаль с сине-чёрно-белой ленточкой. И даже подходящий часовой футляр для этого седьмого козлёночка имелся — внутри больших призовых настенных часов таты!

Эти часы были в деревянном шкафчике и громко и очень красиво тикали, но их надо было время от времени заводить, крутя специальный ключик. Эти часы больше стояли, а тата пользовался обычно будильником с серебристым куполом, который можно было завести и заставить звонить в определённое время. А призовые часы издавали через каждые полчаса громкий бой, и это даже иногда пугало по ночам. Я решила на время своей игры их все-таки завести, но это оказалось не так-то просто. В конце концов ключик влез в нужную дырку, по покрутить его у меня не хватило силы.

Большая золотая медаль хоть и кричала, вытирая глаза: «Где мои дорогие козлята?», но никто не отвечал: волк — сахарная ложка — уже проглотил маленькие награды — козлят — живьём и целиком и дрых под одеялом.

— Мамочка, я здесь, в шкафчике для часов! — ответила маленькая медаль высоким голосом Беэры Неэлус.

Но до счастливого конца сказки на сей раз не дошло, потому что снаружи послышался шум мотора автомобиля и скрип тормозов. Я выскочила в кухню и, глянув в окно, увидела угловатую тёмно-зелёную машину. Из неё вылез, держа портфель, чёрный дядька. Тот, самый противный, который назвал меня отродьем. Вместо чёрного пальто на нём была чёрная куртка, словно от пальто отпала нижняя часть. Мой живот и ноги со страху зачесались, я быстро шмыгнула в спальню и включила радио.

«Наши дети растут не для того, чтобы их посылать на смерть, ибо мы не хотим войны!» — пели Георг и Карл Отс. С ними было не так страшно.

Сирка залаяла ещё до того, как в дверь стали стучать кулаком. У мамы для тех, кто стучал в дверь, было три ответа. Самый обычный был: «Войдите!», но если она была занята каким-то домашним делом или была непричёсана, она кричала: «Минуточку!». Но когда мама была в грустном или плохом настроении, она спрашивала: «Кто там?».

Я тоже крикнула: «Кто там?», хотя хорошо знала, что за дверью ждал противный чёрный дядька. Сказка кончилась: чёрные дядьки и вполовину не столь наивные, как серые волки, которые на вопрос козлят показывают свои лапы.

Я никогда не знала, заперта дверь или нет. Иногда, уходя утром в школу, тата оставлял меня взаперти, а иногда дверь оставалась незапертой. В это утро ключ торчал в замочной скважине с внутренней стороны, значит, дверь не была заперта.

— Кто там? — крикнула я на всякий случай ещё раз, стараясь сделать голос очень сердитым.