Анатолий Аргунов - Студенты. Книга 2

Вспомнив внука, Савва Николаевич впервые за весь вечер улыбнулся. Как он там? Родители не звонят, а он еще не умеет. Надо бы самому позвонить. Хороший мальчишка растет, в нашу породу — Мартыновых, и дочка оставила себе их семейную фамилию, не захотела мужнину брать. Ну да ладно. Это не главное… Важно, чтобы человеком вырос хорошим. Балуют, правда. Это плохо… А почему? Может, как раз и лучше? Ведь в его детстве много чего не было, что сейчас есть у внуков… Кто знает?.. Старший внук тоже давно не звонил. «Видно, деньги еще есть, — вздохнул про себя Савва Николаевич… Но тот студент, его понять можно…» Так, размышляя о внуках, Савва Николаевич немного успокоился, головная боль не ушла совсем, но поутихла и отступила. «Завтра же подам заявление, и в отпуск, все, баста. Есть кому, заменят», — твердо решил Савва Николаевич, снова направляясь в каминный зал.

Мобильник резко задребезжал на столике. «Кто бы это мог быть?» — подумал Савва Николаевич, взглянув на часы: одиннадцать. «Жена вряд ли, спят с тещей». Коллеги по клинике обычно старались не беспокоить шефа по ночам. «Кто-то из знакомых, не спится», — усмехнулся про себя Савва Николаевич.

— Алло, алло, слушаю.

— Савва Николаевич, ЧП! В Лакошкино сошел с рельсов пассажирский поезд, есть жертвы. Вам нужно срочно вылететь с санавиацией. На сборы не более 10 минут, машина за вами уже пошла.

Он узнал голос Евгении Николаевны, одного из заместителей председателя городского комитета.

— А где это Лакошкино? — спросил скорее по инерции, чтобы хоть как-то осмыслить происходящее, Савва Николаевич.

— На границе Тверской и Новгородской области. От Питера что-то около 280 километров, от нас 150. Так что срочно выезжайте, там каша из человеческих тел. Министр лично просила направить туда именно вас, она только что разговаривала со мной по телефону. Подготовьте свою бригаду для оказания помощи раненым.

— Мы всегда готовы, Евгения Николаевна.

— Да, понятно. Но вы не представляете, какая вас ждет работа.

— На месте разберемся, Евгения Николаевна.

— Ладно, до связи…

Телефон умолк. Все остальное Савва Николаевич делал по инерции: он пошел по комнатам и отключил свет, быстро надел свой походный костюм из камуфляжной плащевки, в котором ходил в лес и на рыбалку, обул легкие полусапожки, сверху накинул куртку, а на голову нацепил утепленную бейсболку. Взял перчатки, зонт, сумочку с документами. Кажется, все!

В дверь позвонили…

— Иду, — ответил Савва Николаевич и выскочил за порог. Еще через какие-то полчаса он сидел в автобусе с командой молодых хирургов из областной больницы и начальником областного отдела МЧС, моложавым тучным полковником. Тот постоянно общался по спецсвязи с центром МЧС в Москве.

Министр Шойгу отдавал четкие и ясные приказы, ни разу не выходя из себя. Савва Николаевич живо представил себе этого загорелого, скуластого парня, который за годы реформ и катастроф, сопровождавших рождение новой России, превратился в грамотного руководителя министерства, в человека, умеющего держать руку на пульсе событий в большой стране…

Из обрывков разговоров министра и регионального начальника МЧС Савва Николаевич понял, что во время катастрофы опрокинулись три вагона поезда, следующего из Москвы в Санкт-Петербург, скоростного экспресса. Случилось это в глухом уголке Тверской области на границе с Новгородской, где располагалось лишь несколько населенных пунктов. Самый большой из них, станция Лакошкино, был известен своей колонией для больных туберкулезом. Все взрослое население поселка в полторы тысячи человек работало в колонии, да еще в небольшом железнодорожном околотке по обслуживанию железнодорожной линии, соединяющей две столицы России: нынешнюю — Москву, и северную — Санкт-Петербург: 280 километров до Питера и 350 километров до Москвы.

Савва Николаевич вспомнил, что бывал в Лакошкино именно из-за случая в колонии. Как-то лет десять-пятнадцать назад ему пришлось выехать туда с бригадой для операции раненного в грудь одного из зэков. Савва Николаевич хорошо помнил ту непростую операцию и как сейчас видел перед собой злое и бледное от потери крови лицо зэка.

— Доктор, убей меня! Не хочу так жить! Достали, суки. Нет правды на земле. А без правды жить русскому человеку незачем. Существовать — не хочу! Мазурики и сволочи, — кричал в исступлении раненый зэк.

Савва Николаевич спас тогда этого еще молодого парня, попавшего за решетку за чужие грехи. Сейчас он не мог вспомнить детали посадки парня, но лицо, перекошенное злобой ко всем людям в милицейской форме, Савва Николаевич представил себе хорошо. Надо же, примерещилось именно сейчас… Хотя ничего случайного в жизни нет. Человек, обиженный, ущемленный и оскорбленный несправедливостью, готов на все… Не в этом ли трагедия современной России?