Марина Палей: Ланч

Наконец наступил такой момент в наших отношениях, когда единственно благоразумным действием с моей стороны было бы забрать из стеклянной вазочки зубную свою щетку — и тикать сломя голову на все четыре стороны.

Именно так я и сделал. Однако на четыре стороны сразу не разбежишься, я побежал в одну и вскоре оказался возле магазина подержанной мебели. Не зная почему, не имея возможности это объяснить себе даже сейчас, я неожиданно так и впился глазами в витрину, где красовался кухонный буфет старинной, судя по всему, немецкой работы, с множеством изящных (полувыдвинутых для полноты обзора) ящичков, резных дверок, снабженных золотыми ключиками, а также с довольно просторным «эркером», выполненным из венецианского стекла в верхней своей части.

Я немедленно заказал фургон, и буфет был доставлен домой. Уже почти возле самой нашей площадки (мы располагались на четвертом этаже без лифта) один из двоих пьяных грузчиков оступился, другой не удержал, и буфет с грохотом полетел вниз. На шум испуганно выглянула жена, и по ее виду я понял, что с момента моего бегства она даром времени не теряла: от слез ее лицо распухло так, что стало напоминать морду глубоководной рыбы. Следует оценить и немецкое качество буфета: разбилось только венецианское стекло да слегка заклинило некоторые из ящичков. Я сказал грузчикам, чтобы они забирали буфет назад, но они уже вносили его в квартиру. Остаток этого и часть следующего дня я потратил на то, чтобы доказать администрации магазина мое право избавиться от буфета и получить мои деньги назад. К концу этой двухдневной битвы, уже по телефону, было решено, что администрация всё-таки вышлет мне на дом транспортный фургон. Когда в дверь наконец позвонили, я ринулся в прихожую со всех ног, уже не смущаясь тем, что с утра так и остался в пижаме.

Я открыл дверь — и обомлел.

В мрачном молчании, потеснив меня так, что я чуть было не рухнул, грузчики вволокли в квартиру буфет. Это был абсолютный двойник буфета вчерашнего — ну, естественно, до его рокового падения с лестницы. Когда первый шок немного улегся, я понял, что вариант разрешения конфликта не так уж плох. Поэтому всё то время, что грузчики, энергично выражая неудовольствие, втискивали второй буфет в нашу тесную кухню, я, слегка даже помогая, пытался внушить им простую мысль, что целесообразней было бы, видимо, для начала вынести первый. Однако, когда второй буфет был окончательно водворен, выяснилось, что по условиям гарантийного контракта такая услуга не предусмотрена, то есть первый буфет (с дефектом) возвращен в магазин быть не должен и, таким образом, остается у покупателя. В результате, на нашей семейной кухне, словно по ходу балаганного фокуса, оказался в один день один, а на второй день второй ненужный буфет; причем с роковым воцарением на кухне именно второго буфета, место для моей раскладушки, на коей я почивал там последние полгода, безвозвратно исчезло, и я вынужден был перебраться снова в семейную спальню, под бок к своей первой жене.

В итоге наш брак просуществовал еще шесть лет.

Свою вторую жену я любил. По крайней мере, я выбрал ее с чувством, с толком, с расстановкой. Она была полной противоположностью первой в том краеугольном для меня аспекте, что никогда бы не позволила ни мне, ни кому-либо другому выделывать над собой такое, чего я, по первости, выделывал над своей бедной пастушкой.

Вторая моя жена была пианисткой. Она закончила консерваторию, причем с отличием, и, выражаясь языком антикварной литературы, «ее ждала блистательная будущность». Меня сводила с ума форма ее рук. Кисти были сильными и несколько даже крупноватыми для удлиненно-тонкого запястья, что меня как-то особо пьянило; их очертания напоминали ангельские крылья, гордо и мягко вырезанные из белейшего мрамора.

Я не знаю, какую такую заразу ношу в своем естестве, поражая всё живое вокруг. (Так грызуны, не повинные в результате, являются разносчиками черной смерти, чумы.) Короче говоря, вторая моя жена, в первый же месяц нашей медовой жизни, начала мне страстно нашептывать, что «хотела бы быть только женщиной, только матерью» и т. п. Кстати, некоторая часть ее устремлений была удовлетворена довольно оперативно, так как мои стесненные денежные обстоятельства после развода не позволяли нанять кухарку.

А ровно через год, в годовщину нашей свадьбы, жена вызвалась уже испечь довольно зловещий пирог с капустой. Я решил стоически вынести все приготовления, но примерно в середине процесса мое внимание привлек необычный стук, исходивший из кухни. Я имею в виду нашу новенькую белую кухню, которую очень любил (всё прежнее я оставил прежней жене). Это был даже не стук, а резкий треск повстанческого пулемета. Я вошел в кухню и увидел следующее.