Павел Хюлле - Касторп

Вдобавок вечером того же дня у него произошла небольшая стычка с госпожой Вибе. Вдова обер-лейтенанта не могла понять, почему молодой человек не кладет свое белье в специальную корзину. А когда он объяснил, что лишь фрейлейн Шаллейн — единственная в его родном городе особа, которой можно доверить стирку, осмотр, починку и утюжку рубашек и белья, словом, когда прямо, без церемоний, заявил вдове, что уже отправил посылку в Гамбург и — да-да — ждет скорого прибытия чистых вещей, госпожа Хильдегарда Вибе просто задохнулась от возмущения.

— Выходит, — сказала она, — на портвейн и вообще вам не жалко денег, а на воскресном обеде экономите?!

Куря египетские папиросы, купленные с горя у Куммера, Касторп смотрел из открытого окна своей комнаты на последний трамвай, свет от фонаря которого вспарывал темноту над садами и огородами. Вагон был похож на светлячка, ощупью пробирающегося во мраке.

В субботу утром на аллее Госслера он повстречал Николая фон Котвица. Беседа их, хоть и довольно бессодержательная, навела нашего героя на новый след.

— Сигары? — захихикал юный барон. — Ну и заботы у тебя, дружище, кто б мог подумать! «Мария Манчини»? Ничего не слыхал про такую гадость! Но есть магазин, где можно купить всё. Поезжай в Сопот, только смотри не заплутай: от вокзала вниз по Морской, а потом направо на улицу Вильгельма. Если у Калиновского не найдется таких сигар, отдаю тебе мой перстень, поместье и фамилию!

Ганс Касторп ни на что подобное не претендовал. Однако спросил, незаметно улыбнувшись:

— Ну а герб? С гербом-то как быть? Тоже отдашь?

И вот тут Николай фон Котвиц продемонстрировал всю палитру своих вокальных возможностей. Стоя на тротуаре, он просто ревел от смеха, поминутно выкрикивая:

— Ну, это потрясающе, дружище, просто потрясающе!

Касторп предусмотрительно отстранился, и лишь поэтому огромные, как лопата, ручищи приятеля не обрушились на его спину. Когда они уже поднимались по лестнице, ему вдруг припомнилось объявление, которое каждые несколько дней помещало в «Анцайгере» Общество каботажного судоходства: «В связи с прекрасной погодой регулярные рейсы продолжаются вплоть до отмены, цена билетов остается прежней».

Больше всего его удивила легкость, с которой он принял скоропалительное решение, продиктованное, как он посчитал, высшей необходимостью. Разумеется, если бы магазины и табачные лавки были открыты по воскресеньям, хотя бы до полудня, он бы поехал в Сопот на следующий день. Но поскольку это было не так, он прошел мимо аудитории, куда вливалась толпа первокурсников, и быстро покинул здание политехникума.

В девять пятнадцать от Долгого побережья отходила в Сопот «Русалка». Касторп — приобретя в деревянной будочке билет — не торопясь занял место на открытой палубе судна. Его радовало решительно все: прекрасная, почти безветренная погода, чайки, покрикивающие над палубой, мерный гул паровой машины, попадавшиеся навстречу корабли и даже ленты на шляпах трех молодых женщин, которые, опершись о перила, без умолку весело щебетали. «Русалка» по дороге заходила на Вестерплатте, в Бжезно и Елитково, делая короткие остановки, на которых пассажиров все прибывало. К удивлению Касторпа, большую их часть составляли курортники; это, конечно, объяснялось погодой, и потому его сложившееся еще в детстве представление о краткости балтийского курортного сезона за время рейса существенно не изменилось. Скрывая любопытство, он наблюдал за двумя русскими купцами в безупречных светлых летних костюмах: они успели до Сопота вылакать пять бутылок шампанского, щедро наделяя кельнера чаевыми. Может быть, поэтому, несмотря на выразительные знаки, которые подавал ему Касторп, негодяй так и не принес во второй раз портер? Впрочем, даже единственный бокал, с наслаждением выпитый между Бжезно и Елитково, привел нашего героя в преотличное настроение. Шагая по молу под бравурную музыку духового оркестра, обряженного в матросскую форму, разыскивая улицу Вильгельма, наконец, покупая в магазине Калиновского десять ящичков «Марии Манчини» (девять из которых, разумеется, с доставкой на Каштановую), Касторп ощущал, как в нем нарастает легкая, но будоражащая эйфория, которая подхватывает его и уносит в ясную, теплую, безоблачную курортную атмосферу. Спускаясь в курхаус, а затем усаживаясь за столик на веранде кафе, он был счастлив: это была та краткая минута беззаботного счастья, какая порой выпадает на нашу долю, когда, заслушавшись шума моря или обычного уличного гомона, мы вдруг с изумлением обнаруживаем, что находимся где-то совсем в другом месте — трудно сказать, где именно, но уж наверняка не там, где реально пребывает наше тело.