Уильям Янг: Хижина

Мак — не болтун, а мыслитель и деятель. Он не говорит, а роняет слова, если только вы не спросите его о чем-нибудь прямо в лоб, чего большинство народу предпочитает не делать. А когда он все-таки начинает говорить, у вас возникает мысль, уж не пришелец ли он с другой планеты, который смотрит на человеческие идеи и поступки совсем иными глазами.

Дело в том, что он заставляет вас чувствовать себя неуютно в мире, где вы обычно слышите только то, что слышали всегда, а значит, не слишком многое. Те, кто с ним знаком, как правило, относятся к нему неплохо, правда, лишь пока он держит свои мысли при себе. Но и когда он высказывает их вслух, приятели вовсе не меняют о нем своего мнения, просто они перестают быть довольными самими собой.

Мак однажды сказал мне, что в молодости он был более откровенен с людьми, но потом понял, что в большинстве случаев его высказывания — всего лишь защитная реакция, которая позволяла ему скрывать собственные раны, и он часто заканчивал разговор тем, что просто-напросто изливал свою душу окружающим. Он говорит, что имел дурную привычку указывать людям на их недостатки, таким образом унижая их и за счет этого само утверждаясь, испытывая ложное ощущение собственного превосходства и власти над ними.

Вот я пишу все эти слова и представляю Мака таким, каким знал: по виду совершенно заурядный человек, ей-богу, ничем не примечательный для тех, кто не знает его по-настоящему. Ему скоро стукнет пятьдесят шесть, это несколько полноватый, лысеющий, невысокий мужчина, белый. Вы, скорее всего, не выделите его из толпы, не ощутите ничего необычного, сидя рядом с ним в автобусе, пока он дремлет во время своей еженедельной поездки в город на деловую встречу. В основном он работает в маленьком кабинете у себя дома, на Уайлдкэтроуд. Он продает что-то из области высоких технологий и технических новинок, я даже притворяться не стану, будто что-то в этом понимаю, какие-то штуковины, которые непонятным образом ускоряют жизнь, как будто жизнь и без того не достаточно быстра.

Вы и не догадаетесь, насколько Мак умен, пока не случится вам услышать, как он беседует с каким-нибудь специалистом. Я однажды присутствовал при подобном разговоре: его язык вдруг сделался мало похожим на английский, и я поймал себя на том, что изо всех сил стараюсь уловить его мысль, разливающуюся, словно река по драгоценным камням. Вообще он способен поддержать разговор почти на любую тему, и, хотя вы чувствуете, что у него имеются неколебимые убеждения, он ведет себя так деликатно, что позволяет вам сохранить при себе ваше мнение.

А любимые его темы — это Бог и Творение, и еще почему люди верят в то, что делают. Глаза его загораются, уголки губ в улыбке поднимаются кверху, обычное усталое выражение лица исчезает, он становится похож на маленького мальчика и не может сдержать эмоций. В то же время он не слишком религиозен. Пожалуй, его отношение к религии и, может быть, даже к Богу можно охарактеризовать в двух словах: «любовь-ненависть». Бог, по его мнению, — это высокомерный угрюмец, отчужденный от нашего мира. Сдержанность Мака порой дает трещину, и оттуда выскакивают шипы сарказма, похожие на острые дротики, обмакнутые в спрятанный глубоко внутри ядовитый источник. Хотя мы оба посещаем по воскресеньям одну и ту же церковь с ее традиционными скамьями и пюпитрами (церковь имени Пятьдесят пятой независимой ассамблеи святого Иоанна-крестителя, как мы ее называем), я-то вижу, что ему там не очень уютно.

Мак прожил с Нэн больше тридцати почти полностью счастливых лет. Он говорит, что Нэн спасла ему жизнь и дорого заплатила за это. По какой-то причине, мне не понятной, она, кажется, любит его сейчас сильнее, чем раньше, хотя у меня такое чувство, что в молодости он сильно ее обидел. Полагаю, большинство наших обид вплетается в ткань взаимоотношений, и я знаю, что прощение редко несет в себе какой-то смысл для тех, кто наблюдает со стороны.

Как бы то ни было, Мак женат. Нэн подобна кладочному раствору, который не позволяет развалиться семейному очагу. Пока Мак сражается в мире, состоящем из бесконечных оттенков серого, она живет в мире черно-белом. Здравый смысл присутствует в Нэн настолько естественно, что она даже не считает его даром Божьим. Заботы о семье не позволили ей осуществить мечту юности и выучиться на врача, но в качестве медсестры она преуспела и довольно широко известна в медицинских кругах, поскольку работает с особенными пациентами, а именно — с неизлечимыми онкологическими больными. И если Маку свойственна широта охвата веры, то Нэн — глубина.