Дарья Орлова - Все пиарщики делают это!

Ведущей в пару Григорьянцу не было, и на эту роль торопливо утвердили Ваську. В сарафане до пят и криво надетом кокошнике она выглядела трогательно и жалко. Еще хуже смотрелись девочки-школьницы из «Солнышка Сибири» в сарафанах, еле прикрывающих пушок на лобке. Григорьянц, импровизируя, учил их последовательности прихлопов и притопов и шумно сглатывал слюну, оглядывая гладкие бледные коленки.

– Нас посадят за использование малолеток в порно-шоу... – мученически стонал Тимур. – А они все равно перепутают все движения к чертям. Дашка, выручай! Надевай сарафан – и с ними, как дядька Черномор!..

Я задумалась, поморщилась и полезла в сарафан.

Праздник на площади стартовал феерически.

– Милые мои! Я рад приветствовать вас на Празднике русского лаптя! – восторженно завопил Сева Григорьянц. – А скажите мне, что у нас сегодня за праздничный повод? Да ведь у нас выыыыборы!..

Васька позеленела под кокошником.

– Да-да, мы выбираем лучшего повара в Полонске! – отчаянно крикнула она, выдирая у Севы микрофон. – И сможем отведать золотых рецептов русской кухни! Оценивать кулинарное мастерство поваров будет наше уважаемое жюри, которое мы представим чуть позже...

Жюри Тимур судорожно набирал из добровольцев.

– Встречайте – старинный народный танец «Пойду ль я, выйду ль я»!

Из динамиков почему-то запел Дима Билан. Я с тоской глянула на своих разнокалиберных старлеток в сарафанах, махнула рукой и понеслась в танец галопом. Снизу сарафан развевался, а сверху из него предательски выскальзывала грудь.

Первым, на что наткнулся мой галопирующий взгляд, стало офонаревшее лицо репортера Юрия Пеночкина. Я поняла, что об уважении с его стороны отныне говорить бессмысленно.

Потом мы с Тимуром на радостях тяпнули за сценой под дикое мычание ансамбля «Бабий разгуляй». Потом откуда ни возьмись появился Николай, пояснив, что он контролирует наш праздник.

– Ах ты, падла и шпион, – припечатал захмелевший Тимурка, – ну так полезай в жюри. Будешь председателем.

Потом мы упоенно жрали. Гурьевскую кашу с пирогами. Щи двенадцати разновидностей. Квашеную капусту с красным вином. Пельмени с яблочным вареньем. Креветки с оладушками. Жареную рыбу с солеными грибами. Манты с мочеными грушами. И опять пельмени...

Васька, крадучись, соскальзывала со сцены и бежала за мочеными грушами прямо в кокошнике. Григорьянц сиротливо покачивался на сцене, временами выдавая в микрофон профессионально-плоские шутки.

– Пусть помучается, пьянь гидравлическая, – мстительно заявила Васька, наливая полстакана водки и держа пальцами пельмень. – Я из-за него весь день торчу на сцене, развлекаю толпу, большая часть которой все равно на выборы не пойдет, а мне даже в туалет сходить некуда...

Электорат веселился, набивая пакеты блинами с бесплатной икрой. Песни воспринимались как неизбежная нагрузка к халяве.

Победу, не мудрствуя лукаво, присудили армянской кафешке «Вардан» – во всяком случае, мы ее знали и неоднократно пили там кофе. К тому же из всего кустарного жюри только Николай твердо знал, с какой стороны тарелки должна лежать вилка. Победитель Вардан Адамян, ошарашенный и счастливый, припал к вырезу моего сарафана, бормоча, что отныне мы – его алмазные гости и родные братья...

На радостях мы тяпнули еще – и это последнее событие вечера, которое я помню отчетливо.

Финальный танец девочки из «Солнышка Сибири» исполняли уже без меня. Танец был смелой импровизацией, и мэр Полонска аплодировал им стоя. Позже, когда мэр говорил о благополучии региона и о том, что Петров – лучший гарант стабильности, Григорьянц упал со сцены.

Еще чуть позже выяснилось, что мы потеряли Николая. Его искали на центральной площади, среди объедков и осоловелых аборигенов.

Васька пыталась стащить кокошник и выйти наконец из образа.

Совершенно неясно, как мы оказались в кафе «Вардан» – без Николая, зато почему-то с Капой, и Капа с Васькой озорно отплясывали менуэт под аккомпанемент хозяина заведения. Я, судя по углу обзора, в этот момент сползала под стол.

Пропажа Коли была бы потерей для штаба. К счастью, утром он нашелся сам. Пришел и постучал кулаком в дверь квартиры, игнорируя звонок. Он был пьян за гранью вообразимого. Его голый торс обтягивала белая женская курточка с капюшоном, измазанная чем-то вроде кетчупа. Джинсы и половина щеки были в желтой масляной краске. Он залпом выпил литровую бутыль минералки, упал в коридоре и проснулся к вечеру. Все сделали непроницаемые лица.