Михаил Елизаров - Ногти (сборник)

— Аналогичная ситуация. — Мужчина сочувственно кивнул, но подробностей не предоставил, лишь повторился: — Аналогичная ситуация.

— Бедный! — Лидочка зажглась игривой мыслью взъерошить спутнику волосы, но промахнулась и тренькнула его по уху, как по струнам. Ухо приняло форму покосившегося писсуара.

Решив, что галлюцинирует, Лидочка взялась за ухо двумя пальцами. Натянулись липкие канатики, оборвались, свертываясь в шарики.

«На соплях держалось», — поняла Лидочка.

Незнакомец заговорщически подмигнул и сказал, приглашая к молчанию:

— Тс-с! — резко отшвырнул сумку и кинулся наутек.

— Помогите! — очнулась Лидочка, и улица пристально окаменела. Кое-кто из граждан бросился вслед за беглецом.

— Держи, держи его! — тоненько верещала Лидочка, пока хвост погони не скрылся за ближайшим поворотом. Тогда Лидочка заткнулась и побежала к дому.

Открывая входную дверь, она обнаружила, что по-прежнему сжимает в руке злополучное ухо. Трепеща от брезгливости, Лидочка швырнула его в унитаз, а потом безутешно разрыдалась.

«Почему я такая невезучая?» — содрогалась на кровати Лидочка. Она подумала, что день не задался с обеденного перерыва, когда всем ателье играли в «За мужчину с какой фамилией прилично выйти замуж». Злые закройщицы Люська и Катька сосватали Лидочку за Сладкомедова — предполагалось, маленького, толстого, лысеющего ловеласа, снабженца…

Лидочка прокрутила в голове события дурацкого вечера. «И где он только ухо достал, наверное, в больнице спер», — предположила Лидочка, поймавшись на мысли, что ей даже на ум не пришло назвать ухо протезом. «Почему я решила, что ухо настоящее?» Ответ нашелся сразу: «Да потому, что оно было теплым». Теплым, когда отвалилось и пока она несла его в руке. Лидочка вспомнила, как расправилась с ухом, и отправилась взглянуть на него еще раз.

Чуть струящаяся по фаянсу водяная лента создавала слабое течение, и ухо кружилось наподобие бумажного кораблика. Лидочке после слез показалось, что края уха, погруженные в воду, чуть шевелятся, но она сразу разобралась, что это игра преломленного света.

Вдоволь наглядевшись, Лидочка мрачно надавила на рычаг. Многолитровый водопад низвергнулся на ухо, завертел его, утянул в фановую трубу, но оно каким-то непостижимым образом опять всплыло на поверхность. Лидочка выждала, пока бачок восполнится, и спустила новую порцию. Вода поставила ухо на ребро, увлекла ко дну, но ухо вынырнуло из водоворота, кружа, как уточка в проруби.

Лидочка закрыла унитаз крышкой, спустила воду в третий раз. Посмотреть, осталось ли ухо, она не отважилась. Эта непотопляемость ее пугала и настораживала.

Ночью Лидочка проснулась. Сквозь сон ей послышался далекий плач младенца. Наяву звучала обычная городская тишина, разве что под крышей бесновались коты.

Лидочка почувствовала тесноту в мочевом пузыре и поняла причину пробуждения. В уборную она заглянула с опаской.

Худшие предположения оправдались. Ухо не утонуло. Оно просто чуть больше погрузилось в воду, точно пропиталось и отяжелело.

Писать стоя Лидочка не умела, а присесть боялась. Ей представилось, что ухо может выпрыгнуть и укусить. Давным-давно в пустое мусорное ведро попалась мышь. Из жестокого любопытства Лидочка опростала ведро над унитазом. Зверек отчаянно боролся за жизнь, но скользкие стенки не позволяли выбраться. Лидочка выловила его при помощи плоскогубцев и выпустила…

Она сходила за деревянной ложкой, которой размешивала краску во время ремонта, и выудила ухо, как луковицу из супа. То ли у Лидочки задрожала рука, то ли ложка оказалась мелкой, но ухо шлепнулось на пол в коридоре. Раздался чавкающий хлюп о линолеум, потом еще один и еще… Ухо билось, как живая рыба.

Лидочка сомлела от страха. Ее собственные уши заложило так, точно она летела в самолете, а в памяти прорезались искаженные детские стишки: «Ушко, ушко, как лягушка, ускакало от меня…»

Она зачарованно следила за ухом, проплюхавшим на кухню под батарею. Лидочку бил озноб. Ее слуховое восприятие расслоилось на две половинки. Привычное, внешнее было точно пришиблено, но вторая, внутренняя половина слуха отчетливо улавливала тягучие стоны вперемежку со всхлипами.

Вдруг зазвонил телефон. Лидочка даже не разобралась, что услыхала звонок внутренним слухом. Снаружи телефон молчал, ибо работал в тот момент в нечеловеческих акустических частотах.

Тем не менее для Лидочки это было настоящим психологическим спасением, проявлением нормальной жизни, пускай и в три часа ночи. Лидочка подняла трубку. Сотни неразборчивых диалогов, шумы и радиопомехи неслись на нее, сквозь них едва прослушивался взывающий к кому-то одинокий голос: