Герберт Уэллс - Собрание сочинений в 15 томах. Том 15

— Просит.

— Я хочу поставить все точки над и. Это просто опасный субъект. Я готова возненавидеть его и, если он не будет осторожен, в самом деле возненавижу. У меня должна быть отдельная комната. Я должна… должна иметь свой голос и право распоряжаться собой… Постоянно. После того, что было, это просто необходимо, Милли.

— Пип говорит, что он понял, что вел себя по-идиотски, и теперь кроток, как овечка.

— Овечка. Хм… Овечки тоже разные бывают. Если он хочет, чтобы мы жили вместе, так должен быть ягненком.

— Так ты поедешь и поговоришь с ним?

Когда Эванджелина вернулась, Эдварда-Альберта не было дома. Он пошел сказать, чтобы ему принесли виски и несколько сифонов содовой. Непрактичная особа впустила Эванджелину, ни слова не сказав. Таким образом, вернувшись, он снова нашел Эванджелину у руля.

Пока ее не было, он говорил себе, что, как только она вернется, он сделает с ней то-то и то-то. Но едва он столкнулся с ней лицом к лицу, оказалось, что все замыслы классической расправы совершенно неосуществимы.

— Ну? — промолвила она.

Он уловил в ее взгляде угрозу. Сделав шаг по направлению к ней, он сказал:

— Как я рад, что ты вернулась. Я так ждал тебя.

— Погоди, — остановила она его. — Погоди минуточку, Тэдди. Убери руку. И слушай. Если ты думаешь, что я позволю такому медведю, как ты, опять меня увечить…

На столе что-то блеснуло.

— Что это такое?

— Это хлебный нож, мой милый. Если ты затеешь драку, я не ручаюсь… А установить, кто из нас начал, будет трудно. Понимаешь? Я не шучу, Тэдди.

Она прочла на его лице страх и поняла, что одержала верх — по крайней мере на данном этапе. К ее презрению примешивался все еще значительный остаток нежности и чувства собственности. А в теле снова проснулось желание.

— Послушай, — продолжала она. — Имей в виду, что ты по сравнению со мной еще мальчик: я на шесть лет старше тебя. Мне неприятно говорить об этом, но это необходимо. Ты ничего не знаешь, ничего не понимаешь. Тут нет ни твоей, ни моей вины, но это так. Лет через десять эта разница в годах не будет иметь значения, но теперь имеет. Тогда руководить будешь ты. В этом не может быть сомнения. Понимаешь? Но теперь делай то, что я говорю, и так будет лучше для нас обоих.

— А что это значит: делать то, что ты говоришь?

— Это значит — вести себя, как влюбленный, а не как осатанелый, взбесившийся звереныш. Вот что это значит.

— Но как?

— Если не знаешь, слушайся меня.

— Ну хорошо, пусть будет по-твоему. Но что я должен делать?

— Ты должен быть тем скромным влюбленным, каким был раньше.

— Что же мне, так всю жизнь простоять на коленях?

— Делай, как я тебе говорю. Если обещаешь, можешь лечь со мной сейчас.

— Как?!

— Я говорю серьезно.

И вдруг это удивительное создание, обойдя стол, подошло к нему, обняло его, прижало к себе и поцеловало. Он машинально ответил на поцелуй.

Она повела его в свою комнату.

— Пока еще не известно, стряслась ли над нами беда, так что будь осторожен, Тэдди…

После того как она ушла, он еще долго сидел, онемев от изумления перед странностями женской души.

«Какая изменчивая! — думал он. — Сейчас не знает, что сделает через десять минут. Любовь, поцелуи, только поспевай за ней, потом вдруг — убирайся прочь, так что можно подумать, никогда ничего и не было».

С неделю она почти не заговаривала о свадьбе, а потом вдруг заявила, что чем скорей они обвенчаются, тем лучше.

— Почему такая спешка? — спросил Эдвард-Альберт.

— Fate accompli. Теперь я знаю, что мы должны обвенчаться, вот и все.

— Это значит — ребенок, — догадался Эдвард-Альберт.

Он много думал за последние дни. И чем больше думал, тем к более печальным выводам приходил.

— Значит — ребенок, — повторил он.

— Правильно: значит — ребенок.

— И ты… и все теперь испорчено. Сиделки, болезни. Весь дом вверх тормашками. А потом ребеночек — уа-уа-уа.

— А ты чего ждал?

— Я думал, мы еще поживем, как сейчас. По крайней мере хоть немножко.

— Знаю, что ты так думал… Да вот не вышло.

Она поглядела на его вытянувшуюся физиономию.

— И только из-за того, что ты раз был неосторожен, Тэдди. Это тебе хороший урок. Необходима осторожность.

Но Эдвард-Альберт не хотел брать вину на себя.

— Ты меня завлекала, — сказал он. — Именно завлекала, самым настоящим образом. С тех самых пор, как я получил эти проклятые деньги. Глаза бы мои их не видели. И тебя тоже.

Она пожала плечами и не проронила ни слова. Да и что могла она на это сказать?