Герберт Уэллс - Собрание сочинений в 15 томах. Том 15

Эти беглые заметки имеют характер очередного сообщения. Вот как эти люди, в зависимости от своего характера, разлетелись в разные стороны сейчас, в начальной стадии мировой революции, которая пока еще похожа на занимающийся пожар. Это искры стремительно крутящегося факела, оставляющие след при полете. Огонь либо разгорится, либо погаснет. Все люди — животные общественные (никогда не мешает лишний раз повторить эту истину), и судьбы их теперь связаны в одну общую судьбу. Огромное колесо человеческой судьбы вращается — и притом все быстрей и быстрей — для того, чтобы либо окончательно сбросить человеческий груз в пустоту, либо, если груз этот в конце концов окажется достаточно устойчивым, вознести его, пламенея, на новую ступень бесконечно более могучего существования.

Кинем, последний взгляд на Тьюлера с самого края этого вращающегося колеса судьбы.

Предположим — факты дают нам полную возможность сделать это, — предположим, что таящийся внутри нас Sapiens добьется успеха в своем стремлении перестроить жизнь на разумных началах, предположим, что мы в конце концов удовлетворим свою категорическую потребность в свободе, равенстве, повсеместном изобилии, жизни, полной достижений, надежд и сотрудничества на всей нашей до сих пор малоисследованной планете и что мы неизмеримо выиграли от того, что осуществили это. Это можно осуществить. И это, может быть, осуществится. Предположим, что это осуществилось. Разумеется, сама по себе такая жизнь уже радостна.

— Но, — возражает этот тупица, этот зануда, м-р Чэмбл Пьютер, скрипучим голосом, со слезами злости на глазах, — какой в этом прок? Где гарантии, что этот ваш успех будет конечным? — спрашивает он.

Гарантий нет, разумеется.

Но зачем они? Перспектива бесчисленных счастливых поколений, полнота жизни, какой сейчас даже представить себе нельзя и — в конечном счете — необязательно гибель и не бессмертие, а полная неизвестность — разве этого недостаточно, чтобы служить стимулом в данный момент? Мы еще не Homo sapiens, но когда наконец наши возникшие в результате скрещивания и отбора потомки, продолжая ту жизнь, которая трепещет теперь в нас, — когда эти подлинные воплощения нас самих, наследники, нашей плоти, мысли к воли, обновленной и окрепшей, утвердят свое право на это звание, может ли быть сомнение, что они будут одерживать такие победы, которые сейчас и не снятся нам, решать проблемы, находящиеся совершенно за пределами нашего кругозора? Они будут глядеть вширь и вдаль, озаряемые все более ярким светом, тогда как мы глядели сквозь темные стекла. Они увидят вещи, о которых мы не имеем представления.

Может быть, это будет то, что по нашим теперешним понятиям считается добром. А может быть, злом. Но почему это не может быть чем-то близким нашему добру и гораздо большим, чем наше добро, чем-то «по ту сторону добра и зла»?

В третьей главе второй книги этой монографии об Эдварде-Альберте Тьюлере имеется краткое указание на его положение в мире животных. Прилагаемая диаграмма из «Науки жизни» представляет собой краткую сводку всего, что известно относительно генеалогии млекопитающих в третичный период. На ней изображены разные ответвления, как существующие, так и вымершие, тех родоначальных групп, которые стали появляться к концу мезозойской эры. Одна ветвь ведет к таким высокоспециализированным формам, как киты, тюлени, львы, а другая — развивается в сторону свиней и рогатого скота. Одна, более центральная, дает летучих мышей, кротов, ежей, крыс, бобров, белок; другая — распадается на лошадей и тапиров, с одной стороны, слонов — с другой, и ламантинов — с третьей. Несколько теперь вымерших групп, как, например, гигантский титанотер, нас здесь не интересуют. Прошу вас обратить внимание на то, как на очень раннем этапе выделилась особая ветвь «приматов», давшая лемуров, низших и человекообразных обезьян и человека. Это не верхняя ветвь древа; это одна из рано выделившихся нижних ветвей.

Теперь обратимся к диаграмме д-ра Грегори. На ней показана эволюция человека, начиная с палеозойского периода до настоящего времени, с особым учетом процесса высвобождения его передних конечностей. Они становятся все более свободными и многосторонними в отношении своих функций, тогда как на других линиях развития специализируются и застывают в копыте, когте или ласте. Одно ответвление — это рыба из нижних пластов красного песчаника, плавающая при помощи плавника в форме лопасти. Другое — амфибия из болот каменноугольного периода. Третье — одна очень любопытная форма пресмыкающихся, относящаяся к началу мезозойской эры и переходная от пресмыкающихся к млекопитающим. Наши предки взобрались на деревья еще в то время, когда им приходилось спасаться от гигантов эпохи рептилий. И четвертое ответвление представляет собой млекопитающее вроде сумчатой крысы. Долгое время предки наши жили исключительно на деревьях, и лемур появляется как ведущее ночной образ жизни пугливое животное. Но затем наши предки начинают более уверенно пользоваться передними конечностями, научаются прыгать с ветви на ветвь и становятся такими искусными лазунами, как гиббон и шимпанзе. В дальнейшем это животное находит разнообразное применение руке и ее кисти, спускается на землю и начинает передвигаться на ногах и согнутых пальцах рук и, наконец, выпрямляется.