По военным понятиям, господствовавшим во Франции и в Англии, армия, обойденная с флангов, должна либо отступать, либо сдаваться. Очутившись перед угрозой клещей, полководец-джентльмен покидает своих бойцов и материальную часть и улепетывает домой, отнеся свое поражение на счет современного упадка нравов. Английская традиция требовала тогда посвящать воскресный день молитве. Но войну выигрывают неджентльмены, которые дерутся не по правилам и безбожно сквернословят. Реакция всемогущего провидения на приступ англиканского благочестия оказалась двусмысленной. Английские и французские стратеги потерпели жестокое поражение из-за наличия танков и самолетов у противника, а также собственной профессиональной боязни клещей и были просто возмущены упрямством своих солдат, настаивавших на том, чтобы не прекращать борьбы, пока разгром не получит видимости героического отступления. Достаточно было Геббельсу произнести слово «охват» или «прорыв», как вся самоуверенность американских и английских военных специалистов улетучивалась на ходу. Петэн сдал Францию. До этого события Проспект Утренней Зари был, казалось, за тридевять земель от кровопролития и насилия. Но падение Франции заставило содрогнуться все виллы. У садовых калиток замелькали газеты, мужчины сидели теперь в Гольф-клубе с озабоченными лицами и во время игры уж не толковали о войне.
Обитатели Проспекта испытывали большой подъем духа при известии о потоплении подводных лодок и немецких морских рейдеров. Их доверие к нашему флоту было неограниченным и безоговорочным. Они ликовали, словно виновники торжества, в тот момент, когда «Аякс» и «Ахилл» нанесли болезненный удар скряжнически оберегающему корабли Адмиралтейству и Нельсон спустился с высоты своего уединения на Трафальгар-сквер, чтобы воскресить традиции бурного ближнего боя. Проспект Утренней Зари свято верил в неприступность наших островных границ.
Но вот произошло настоящее воздушное вторжение в Англию. Жители Проспекта были страшно испуганы и потрясены. Только через год одна запоздалая, но хорошо написанная брошюра дала им и всему миру полное представление о битве за Англию. Но одно было сразу ясно: то, что масштабы налетов быстро увеличиваются и что битва за Атлантику отражается на счетах бакалейщика. Еще в ноябре 1939 года было введено затемнение, но жители Проспекта относились к этому не особенно серьезно — до осенних налетов 1940 года. Тут слежка соседей друг за другом дошла до ожесточения. М-р Коппер из Кэкстона, несмотря на свой солидный возраст, чуть не подрался с одним приехавшим в отпуск глупым юнцом, который — подумать только! — курил папиросу у ворот одной из вилл на Небесном Проспекте. Не ограничившись этим, м-р Коппер явился с доносом в Брайтхэмптонскую полицию. Но в Брайтхэмптонской полиции м-ра Коппера спросили, не может ли он заняться каким-нибудь полезным делом, вместо того чтобы зря поднимать шум.
М-р Коппер был прежде всего человек ясного ума.
— Теперь такое время, когда люди вроде нас с вами должны немножко следить за тем, что делается вокруг, — сказал он м-ру Пилдингтону. — Нам нужно завести что-то вроде дежурств.
М-р Пилдингтон выразил мнение, что нужно создать комитет общественной безопасности.
— На поле для гольфа во время налетов ночуют посторонние; Это опасно. Это непорядок. Надо устроить собрание.
Через неделю замысел этот осуществился. Было внесено предложение избрать председателем сэра Хэмберта Компостеллу либо лорда Блюминга (бывшего сэра Адриана фон Стальгейма). Но оказалось, что сэр Хэмберт со всей своей семьей уехал на неопределенный срок в командировку в Америку для налаживания торговых отношения между Америкой и Англией, а лорд Блюминг перегружен делами, связанными с военным производством, и не имеет свободного времени. Было известно, что он выступает как сторонник массового производства танков, но английское военное командование еще только дважды потерпело серьезное поражение от этого совершенно неспортивного вида оружия, и лорду Блюмингу стоило невероятных трудов провести свою идею в жизнь. Однако к лету 1941 года ему удалось убедить страну в огромном значении танков. Впрочем, я забегаю вперед: собрание имело место в октябре 1940 года. Были некоторые сомнения насчет того, приглашать ли м-ра Друпа.
— Терпеть не могу его манеру зубоскалить, когда речь идет о серьезных вещах, — сказал м-р Коппер.
Но более либеральные настроения одержали верх, и вопрос был решен в пользу м-ра Друпа. Он присутствовал на собрании, не отпустив ни одной дерзкой шутки насчет сэра Освальда Мосли и вообще не сделав никаких неприятных выпадов в этом духе. В некоторых отношениях он был даже полезен.
Читать дальше