Марио Льоса - Тетушка Хулия и писака

Уроженец Ла-Перлы был единственным среди жертв той поистине эллинской трагедии, кто скончался естественной смертью. Если только можно считать естественным факт, столь необычный в наши прозаические времена, когда мужчина, увидев у ног своих мертвую возлюбленную, погибает от разрыва сердца. Он упал рядом с Саритой – и с последним вздохом, прижавшись друг к другу, они вместе погрузились в ночь несчастных возлюбленных, как подлинные Ромео и Джульетта.

К тому времени страж порядка – с безупречным послужным списком – пришел к малоутешительному выводу, что, несмотря на его опыт и инициативность, был не только нарушен общественный порядок, но и арена для боя быков и вся округа превратились в кладбище. Как морской волк, сопровождающий свой корабль на дно океана, капитан использовал последнюю пулю: он пустил ее себе в лоб и таким манером покончил (по-мужски, но не очень удачно) со своей биографией. Моральный дух полицейских, едва они увидели гибель своего командира, пал. Забыв о дисциплине, о нравственном долге, о любви к порядку, они думали только о том, как бы сбросить форму, натянуть на себя штатские костюмы, сорванные с мертвецов, и исчезнуть. Кое-кому это удалось. Но не Хаиме Конче: оставшиеся в живых сначала кастрировали его, а потом повесили на собственном ремне в загончике, откуда выбегают на арену быки. Там и остался наивный любитель комиксов об Утенке Дональде, исполнительный центурион, качаться под небом Лимы, которое (видимо, в тон обстановке) стало затягиваться облаками. Зарядил нудный зимний дождь…

Неужто эта история так и завершится Дантовым побоищем? А может, словно птица Феникс (или Курица), она возродится из пепла, обогащенная новыми происшествиями и продолжающими действовать персонажами? Что будет после трагедии на арене боя быков?

В девять утра в Университетском парке мы сели в автобус и выехали из Лимы. Хулия вышла из дома моего дядюшки, сказав, что ей необходимо сделать последние покупки перед путешествием, а я – из дома своих стариков, якобы направляясь на радио. Она сунула в сумку ночную рубашку и смену белья, а у меня в карманах лежали зубная щетка, расческа и бритва, хотя, честно говоря, последняя не так уж и была мне нужна.

Паскуаль и Хавьер ждали нас в Университетском парке уже с билетами. К счастью, других пассажиров не было. Мои друзья, проявив деликатность, заняли передние места рядом с водителем, а мы с тетушкой Хулией устроились на заднем сиденье. Было типичное зимнее утро: небо затянуло серой пеленой, не переставая моросил дождь, сопровождавший нас добрую часть пути по пустыне. Почти всю дорогу мы с тетушкой Хулией страстно целовались, молча, держась за руки, прислушиваясь сквозь шум мотора к разговору между Паскуалем и Хавьером и отдельными репликами шофера. В одиннадцать тридцать прибыли в Чинчу – здесь ярко светило солнце и было тепло и приятно. Ясное небо, прозрачный воздух, на оживленных улицах толпы прохожих – все казалось нам доброй приметой. Тетушка Хулия, довольная, улыбалась.

Паскуаль и Хавьер отправились в муниципалитет проверить, все ли готово, а мы с тетушкой Хулией – в «Южноамериканский отель», чтобы снять номер. Это было старое одноэтажное строение из дерева и кирпича-сырца с дюжиной комнатушек по обе стороны длинного, выложенного плиткой коридора, с крытым внутренним двориком, где размещалась столовая. Человек за стойкой попросил у нас документы, моего журналистского удостоверения ему было достаточно, но, когда я написал рядом со своей фамилией «с супругой», он бросил на тетушку Хулию насмешливый взгляд, хотя этим и ограничился. В комнате, предоставленной нам, плитка на полу была выбита, и сквозь осколки виднелась земля; здесь стояла продавленная двуспальная кровать с одеялом в зеленую клетку и соломенный стульчик, в стену были вбиты здоровенные гвозди – для одежды. Едва переступив порог, мы пылко обнялись, целуя и лаская друг друга, пока тетушка Хулия не оттолкнула меня, смеясь:

– Подожди, Варгитас, сперва поженимся.

Она была возбуждена, глаза сияли радостью, и я почувствовал, что очень люблю ее и счастлив стать ее мужем. Когда она ушла мыть руки и причесываться в общем туалете где-то в коридоре, я поклялся себе: нет, наш брак не будет еще одним несчастьем, как все до сих пор известные мне браки, мы всегда будем любить друг друга, и женитьба не помешает мне со временем стать писателем. Наконец тетушка Хулия вернулась, и под руку мы пошли в муниципалитет.