Елена Крюкова - Серафим

Вот ее головка на подушке. Вот одеялом ей плечи укрыл, до ушей. Вот метель бьется в стекло. Это февраль. Сретенье уже прошло. Я помню, Сретенье, да. Сретенье, и золотые свечи.
Свечи, как золотые рыбы…
Я сам не знал, почему я так начал ночную сказку.

Господи, откуда что во мне бралось?! Говорю Тебе, я еще не знал тогда Тебя, Господи, как теперь знаю, читая Твое Святое Евангелие, перебирая в памяти всю Твою земную жизнь, весь путь Твой. Может, бабушка покойная что, крестясь, шептала-бормотала? Может, в церкви что, ребенком, услышал – а уши запомнили, а сердце подсказало? Только говорил я доченьке сказку ту, быль великую, как по-писаному, а она подложила ручонки под щеку – и улыбалась, и глазки послушно закрыла, и эту живую улыбку ее я никогда уже не забуду, до самой смерти, и до Страшного Суда Твоего, Господи, до воскресения своего – из мертвых.
Господи, я соврал Тебе, что Тебя знаю. Нет, я еще не знаю Тебя.
Я узнаю Тебя, если Ты явишь мне Себя.

Метель лепила на стекле белые свечи, белые нимбы, белые Ангельские крылья, стрелы белого, небесного огня. Окна заливало белое пламя ночного снежного костра.

Доченька моя уже засыпала. А я говорил, и мороз шел у меня по коже, по спине.

Это она уже шептала во сне.

…и уже не могли вытащить сети от множества рыбы.
Тогда ученик, которого любил Иисус, говорит Петру: это Господь. Симон же Петр, услышав, что это Господь, опоясался одеждою, – ибо он был наг, – и бросился в море;
А другие ученики приплыли в лодке, – ибо не далеко были от земли, локтей около двухсот, – таща сеть с рыбою.
Когда же вышли на землю, видят разложенный огонь и на нем лежащую рыбу и хлеб.
Иисус говорит им: принесите рыбы, которую вы теперь поймали.
Симон Петр пошел и вытащил на землю сеть, наполненную большими рыбами, которых было сто пятьдесят три; и при таком множестве не прорвалась сеть.
Иисус говорит им: придите, обедайте. Из учеников же никто не смел спросить Его: «кто Ты?», зная, что это Господь.
Иисус приходит, берет хлеб и дает им, также и рыбу.
Это уже в третий раз явился Иисус ученикам Своим по воскресении Своем из мертвых.

Доченька моя уже спала.
И во сне она тихо, тихо сказала мне – или себе?.. или ночи?.. или сну своему светлому?.. кого она спросила, я уж и не знаю теперь…

И я наклонился к ней низко, низко, так, что ее светлые, как соломка, заплетенные на ночь в толстые коски волосики, как колоски, защекотали мне щеку и шею, и тихо шепнул ей, найдя губами ее теплое, улиткой закрученное ушко, шепнул по слогам: