Мария Бушуева - Отчий сад

Но хоть телефон дала, и на том спасибо. Я не представилась, и по голосу она меня не узнала.

Моя бабушка, мать отца, слава Богу, до сих пор жива. Ей восемьдесят восемь лет, и она не выходит из дома. Но чувствует, в общем, себя прилично. С ней живет моя тетка, ее дочь, которая давно овдовела и сын которой, мой кузен, сейчас в Петербурге (уехал на родину жены и переманил, кстати, туда же и моего родного брата), и потому я раз

note 243 Note243 248 в неделю затовариваю бабушке и тетке холодильник — заезжаю по дороге в ближайший супермаркет (я люблю Перекресток, но терпимо отношусь и к Седьмому континенту, а порой заруливаю и в Алые паруса на Бронной), закупаю все, что им нужно, забрасываю пакеты в джип, а потом тащу их все пешком на четвертый этаж кирпичной пятиэтажки на Тимирязевской.

В этой квартире старые вещи напоминают мне мое детство. Мать свезла сюда всю мебель, когда закупила новую. Муж тетки был неплохим мужиком, но скуповатым (то есть жмот был страшный), и потому радовался, что ему самому не надо ничего покупать. А тетка тихо злилась. Но постепенно к мебели привыкла, состарилась и теперь ни о какой другой не мечтает: на две пенсии — бабушкину и ее — можно приобрести что-нибудь типа тумбочки к кровати, не больше. Пенсионеров ведь выбросили вместе с пионерскими галстуками и комсомольскими билетами: а нефиг, мол, напоминать нам прошлое! Плывите в свой последний путь — и вот вам по сухарику в дорогу.

Конечно, я покупаю им продукты на свои риэлторские. Впрочем, у меня есть акции. У меня есть два участка земли, которые я приобрела, начав работать в агентстве. Один, кстати, просто за бесценок. Старики из пригорода продали за четыре тысячи — им когда-то дали участок от завода, а они ничего не построили, так он и стоял с невыкорчеванными пеньками, а вокруг разрослись коттеджи. Я нашла объявление в газете «Из рук в руки», базу которой всегда просматриваю в Интернете. И участок тут же себе взяла. Теперь он стоит двести пятьдесят! Жили бы дед с бабкой как короли!

Так что и я ничем не лучше других — только подсунула им не сухарик, а горячий fastfood. Впрочем, кто же тогда знал, что цены так полезут вверх?

Именно этот участок я и собираюсь продать, чтобы вложиться в выставочный зал. Пни мне выкорчевывать тоже лень. И с ними купят. Уже сосед-кабан прицени

note 244 Note244 249 вался. Для него (у меня нюх на деньги) двести пятьдесят вполне реальная сумма.

И еще Николенко собирается мне помочь, он уже записал на меня свой тайваньский бизнес: возит оттуда экзотическую мебель. Э, легок на помине, долго будет жить. На мобильном высветилась его физиономия…

— Алё!

— Привет. Ты где?

— Еду к бабушке.

— А я домой. В холодильнике как?

— Зима!

— Понятно, тогда я к Максиму. Пока.

— Пока! «Максим» — это его любимый ресторан. Владелец — сын знаменитой в прошлом балерины. Правда, она и сейчас ведет программу на ТВ и не вылазит из обзоров так называемой «светской хроники». А что? Восемь круговых подтяжек лица, пять пластических операций по убиранию жира, ежедневный массаж и прочая, прочая, прочая. (Я, конечно, немного утрирую, но совсем чуть-чуть.) Иногда для пиара она готовит в ресторане сама. И выглядит, надо сказать, ровесницей своего сына!

Как сказал Ярославцев на переломе веков: «Мы вступаем в эпоху хомяков, когда культами станут дом, еда и много разноцветных лабиринтов в качестве ежедневных развлечений».

— И долго она продлится?

— Пока не кончится.

— А чем плохи еда и дом?

— Хорошо и необходимо. Но машина — это всего лишь средство передвижения, а не культовое сооружение эпохи позднего палеолита.

— А тогда уже были культовые сооружения?

— А ты полагаешь, что эпоха палеолита закончилась? Вот такие мы с Митяем вели беседы в постели. Бред. А было хорошо. Но у меня нет памяти на ощущения, потому я все помню только сознанием, а тело мое к ретроспекции не способно.

note 245 Note245 250 А вот память на запахи у меня колоссальная, как у парфюмера. Но, к слову, я так и не прочитала этот роман. И не стану. Мне хватило фильма.

И запахи бабушкиного, родного мне дома тут же, как старые собаки, подбежали и стали лизать мне лицо. Пахнет книжной пылью. Как мне приятен этот запах. Он связан у меня с отцом, который много читал (что, думаю, было совсем нехарактерно для партийных работников). Мать свезла бабушке почти все его книги. Пахнет лавандой: тетка кладет в шкафы мешочки с сухой травой — она панически боится моли, которая однажды, когда я была девчонкой, проела дыры на пушистом белом шарфе, который я сама связала в подарок своему отцу.