Мария Бушуева - Отчий сад

Летом вечерние воскресные электрички всегда переполнены, и Митя стоит в проходе вместе с сестрой. Ритка сидит: нашли ей местечко между двумя толстыми, потными тетками; страшно жарко, и одна из теток обмахивается газетой. Наташка дремлет стоя. Современные мужчины не привыкли уступать место девушкам и женщинам.

— Офицеры, офицеры! в транспорте сидят, а пожилые и молодые женщины стоят! — Порой горюет Юлия Николаевна.

— Это все виновата советская культура, их воспитавшая. А советы — это же власть низов! — И добавляет: но с волками жить — по-волчьи выть. И одаривает Митю весьма укоризненным взглядом: он последнего тезиса не понимает.

— Ты же погибнешь, погибнешь, — сердится она, — культура стала массовой, то есть перестала быть культурой вообще, кому ты нужен со своими работами, кто поймет, что ты имеешь в виду: «Полнолуние души», «Улетаю

note 67 Note67 71 щие храмы», «Ступая по завитку улитки» — так, кажется, называются твои работы? — ты останешься изгоем, одиозной личностью, на тебя пальцем станут показывать, как на сумасшедшего!..

Но Ритке Юлия Николаевна говорит иначе: все будет у него, я верю, и выставки, и известность, и материальное благополучие. Беспокоит меня только его личное счастье

— ведь его надо понимать, терпеть и любить.

Наташа дремлет. Она преодолела себя, вложив в преодоление все свои силы, она приехала на дачу, убеждая себя все забыть. Но вряд ли она сможет поехать туда скоро. Острый, ножничный профиль Сергея лучше ей больше не видеть никогда!

Упала чья-то сетка, покатились по вагону яблоки, одно — прямо к ногам Натальи. Митя наклонился, поднял, покрутил в руках, мельком подумав о Сезанне, о двух половинках Платона и о популярном мифе.

— Возьмите, — увидел, что пожилой мужчина в светлой рубахе и красных брюках яблоки собирает. Их бока слились в солнце заката. Наталья прикрыла глаза: солнце яблок утонуло в ее зрачках. Она устала стоять, затекла левая нога, она правой потерла ее — и прислонилась к брату. Красивая пара, брат и сестра, позавидовала Ритка, даже не подумаешь, что Наташка старше. Прогудел товарный поезд, прогремел слепой кинопленкой. Так и чья-нибудь жизнь порой прогудит, просвистит — и закроет тебе все окна в мир. Митя подмигнул Ритке. Маленькой курочке, зайчонку. Слава Богу, вокзал, прошептала Наталья изможденно.

И верно: уже расходились вокруг электрички пути, как сосуды, уже виадук, дук, дук, дук показался и бледнозеленая морда вокзала средь шумного бала потоков людских.

— Приехали, да? Как хочется спать. — Наталья слегка потянулась: приехали, да. И Ритка стала мазать губы. Лицо ее приняло вдруг будничное, озабоченное выражение. Праздник окончился. Ей надо за дочкой, завтра не зыбыть купить сахара, приготовить банки. Злая жизнь, note 68 Note68 72 прямо бля, а не жизнь! Варенье еще варить, засолить огурцы, помидоры, не на рынке же покупать, как Наташка! Та уже звала ее: идем, выходим, выходим!.. Мне бы их заботы, я ведь в сущности простая изношенная баба.

Она возвращалась в свою жизнь.

Уже наступила ночь, а Сергей не спал. Он пинком уторкал в постель Кирилла, чтобы тот не мешал, стаскался за симпо-лимпотюлечкой, но ему проворчали: уехала в город; потом все-таки купил возле закрывшегося магазина у грузчиков бутылку, и сейчас один, под низкий шум сосен пил, проклиная свой характер, свою супругу Томку в томатном соусе, отца, научившего таскаться за бабами, ощущая затягивающий вкус женского естества. Он не думал о сестре. Приказал себе, когда они уехали, не думать больше никогда. Не существует никакой сестры. Разбежались ведь родители, могли и дети их совсем не сближаться, так нет — интеллигентские замашки бабушки: Елена Андреевна дружбу детей поощрила. Окончила Елена Андреевна когда-то, в легендарные дореволюционные времена, классическую гимназию, одержима была, как многие девушки из приличных семей, идеей спасения народа — все они тогда решили «просвещать честныя умы» — так и Леночка в своем дневнике записала. Сергей перелистал его как-то с тщеславным удолетворением — не у всякого такая бабка! — но без особого интереса к содержанию Леночкиной души. Ну, революция — ну, романтика. Какая глупость. Есть сказочка про вершки и корешки. Там кто-то кого-то надул — а здесь срезали вершки и выкорчевали корешки. Новые растения посадили. Вот дед был именно новым побегом. Чутье — как у зверя. В три дцатые крутился, меняя работы, места жительства. Сергей давно понимает все. Это они — его родственнички