Джоанна Кингслей - Лица

Она испугалась. Но как только самолет оказался в воздухе, из динамика послышался голос пилота.

— Доктор Сареева, мы летим в Ленинград. Перевозить вас для нас большая честь.

Тогда она все поняла. Москва была ложной целью, чтобы запутать следы, исключить слежку. Подозрительные русские устроили этот обманный полет, чтобы выяснить, не сопровождает ли кто-нибудь тайно жену сенатора.

В Ленинграде Жени встретил человек в форме и провел из самолета прямо в автомобиль. Он влез с ней вместе на заднее сиденье и за всю дорогу не проронил ни слова. Видимо оба: и он, и шофер получили инструкции заранее.

Они проезжали укрытые снегом дома и машины. Утреннее небо начало розоветь — заря предвещала появление солнца. Снег прекратился, но белизна тротуаров была еще не тронута ногой пешехода. На окраине города Жени заметила новые дома — одинаковые высокие многоквартирные здания. Государственное строительство, догадалась она, для рабочих и их семей. Интересно, в восьмидесятых имеют ли шанс молодожены получить квартиру?

Машина вынырнула к Неве и поехала вдоль набережной. Мост, связывавший сверкающие снегом берега, казался меньше, чем она помнила его с детства. Да и Нева на взрослый глаз представилась не такой широкой. Но она пробудила воспоминания детства, вытащила из глубин, укрытых мостами времени.

Машина резко свернула налево, проехала по улице несколько десятков метров и остановилась у серого каменного здания. Сопровождающий открыл ей дверь и повел к подъезду, а водитель следовал за ними с чемоданами. На доме не было ни номера, ни таблички, лишь звонок у двери. Но прежде, чем сопровождающий успел нажать на кнопку, дверь отворилась сама. Навстречу им шагнула молодая женщина в английском твидовом костюме — пиджак был укорочен, как для езды на лошади. Она кивнула мужчине, и тот сейчас же удалился к машине, а водитель поставил чемоданы в подъезд.

— Федор Иосифович вас ждет, — сказала женщина на безукоризненном оксфордском английском. — Пожалуйте сюда.

Жени прошла вместе с ней по коридору к тяжелой дубовой двери. Женщина постучала и тут же открыла ее, слегка подтолкнула Жени вперед, а сама попятилась в коридор.

— Мой дорогой доктор! — навстречу ей шагнул с распростертыми объятиями крепкий мужчина лет пятидесяти, широколицый, с густыми волосами и загрубелой кожей. Когда он приблизился, Жени разглядела, какой у него был странный цвет глаз: желтовато-оранжевую радужную оболочку обрамлял темный кружок.

— Большая честь! — он крепко пожал ей руку и улыбнулся, глаза прикрылись, и от уголков к волосам побежали морщинки. — Поездка была приятной? Последняя часть, наверное, немного неожиданной? Но так уж было необходимо. Чем-нибудь подкрепитесь. Чай? Водка?

— Пожалуйста, чай, — Жени и забыла, что русские служащие, как и рабочие, часто пьют по утрам водку.

— Хорошо, — он отдал распоряжение в мегафон интеркома на столе — массивном образце мебельного искусства девятнадцатого века, и предложил Жени сесть на диван.

Сама она предпочла бы постоять — тело после длительного полета свело, ноги затекли. Дверь тут же открылась: все та же женщина в твидовом костюме внесла поднос с чаем. После того как та закрыла за собой дверь, Федор Иосифович налил чашку чая Жени, потом еще одну — для себя, и, сидя в кресле напротив, держал чашку на весу.

Он спросил Жени о погоде в Калифорнии, сказал, что ему известна ее блестящая репутация хирурга, поинтересовался, участвует ли она в работе мужа. Жени вежливо отвечала, но не могла понять, зачем нужны были эти церемонии перед тем, как ей скажут, что ей предстоит делать. Очевидно одно: Федор Иосифович не являлся ее пациентом. Его упоминали во время инструктажей — важная фигура в Советском руководстве, Федор Иосифович стоял за сценой, но, обладая колоссальной властью, был одним из кандидатов на пост руководителя партии в будущем.

Он продолжал незначительный разговор, как бы оценивая свою гостью. «Чай это хорошо, — говорил он. — Полезно для здоровья». Сам он выпивает в день не меньше десяти чашек. И только черный — прочищает организм, выводит шлаки.

Жени слушала вполуха, изучая человека, сидящего напротив. Он спросил, есть ли у них дети. Но Жени прекрасно понимала, что он знает ответ из досье и вопрос задан, чтобы направить разговор в нужное русло.

— К сожалению, нет. А у вас?

Он был вдовцом и жил с единственной двадцатилетней дочерью Ольгой — прекрасным агрономом, девушкой с острым политическим умом.