Ирина Мамаева - С дебильным лицом

Ах, как хочется избавиться от всего черного в гардеробе! Коричневый — теплый цвет. Он ассоциировался у нее с живым цветом древесных стволов, песка на пляже… Хорошо бы еще костюм новый прикупить. Или нет. Ну его — костюм этот. Татьяне вдруг страшно захотелось сменить его на платье. Не летнее, а строгое такое — до пят, воротник стоечкой — но в то же время женственное, плавно обтекающее все изгибы тела. Она покружилась на месте, будто все туфлями любуясь, а сама уже видела себя в новом платье. Только вот какой цвет выбрать?

— Женщина, вы будете туфли брать или нет? Мы уже закрываемся, — окликнул ее безликий голос.

И Татьяна спустилась со своих небес. Ничего не отвечая, сняла туфли. Влезла в свои сапожки, а туфли поставила на витрину. Не спеша, придирчиво оглядела швы, нажала на пятки и потом только посмотрела на продавщиц.

— Да, пожалуй, я возьму…

Как все-таки хорошо иногда — быть женщиной. Купишь себе какую-нибудь безделицу: помаду там или колготки — не говоря уже о туфлях! — и радостно на душе. С заветной коробкой в пакете Татьяна шла по весеннему городу и улыбалась. И люди все шли навстречу и улыбались. Сапожки скользили по наледи, и две бездны, два неба плыли рядом: одно — над головой, с голыми ветвями деревьев, с птицами на ветвях, с проводами и фонарями, другое — под ногами, в лужах, и в нем размокали старые афиши, вчерашние газеты, отработавшие свой срок проездные билеты.

Есть люди, которые не любят весну. Им, видите ли, мокро и грязно весной. А есть другие, которым вместе со всей землей хочется сбросить с себя все старое, всю грязь, все лишнее, и выйти на свет обновленными, свежими, помолодевшими. Весной как-то особенно сильно хочется жить — дышать полной грудью. Хочется любить и быть любимой.

— Да позвони ты ему. Хватит парня мучить, — выслушав Татьяну, пожала плечами Лариска, жаря яичницу с овощами.

Татьяна познакомилась с Лариской на занятиях по фламенко.

Все ее школьно-университетские подруги давно уже повыскакивали замуж, нарожали детей. В их кругу Татьяна чувствовала себя чужой: не в силах поддержать разговоры про новый соус и памперсы, все больше молчала. И даже когда кто-то из них начал жаловаться ей на мужнины измены, и Татьяна, вспоминая свои отношения с Михайловым, пыталась утешить, ей неизменно говорили: “Нет, ты не понимаешь: любовник — это одно, муж — это совсем другое”. Очерчивали тем самым круг, оставаясь внутри и оставляя ее вовне.

Но пустые одинокие вечера надо было чем-то заполнить. И Татьяна пошла учиться танцевать фламенко. Не столько потому, что ей нравился этот танец, сколько из-за того, что он не требовал партнера. На первое же занятие собралось около двух десятков женщин. Татьяна разглядывала их с интересом, но это были либо глупенькие студенточки, которым скорее надо было идти учиться танцевать стриптиз, дабы сразить потом наповал своих таких же глупеньких и перевозбужденных от жизни мальчиков, либо уже немного загнанные жизнью, немного счастливые материнством полные, с мозолистыми руками женщины, еще надеющиеся вырваться из круга, который сами же с упорством чертили вокруг себя. И еще пришла Лариска. С осанкой настоящей танцовщицы фламенко — грудь вперед, подбородок вверх — немного загнанная, немного счастливая, которая сама могла бы кого угодно научить танцевать стриптиз.

Лариска фламенко бросила, а Татьяна ничего, ходила. Била дроби и махала юбкой.

— Ничего, пусть еще раз позвонит. Не буду я ему перезванивать, — Татьяна сидела за столом, закинув ноги на свободную табуретку — боролась с варикозом, — и прислушивалась к здоровому бурчанию в животе. — Он вчера обещал позвонить в шесть, а позвонил после девяти. Меня бесит его безответственность. Пусть теперь помучается. Пусть привыкает выполнять обязательства. Надо же мужиков воспитывать. Чем меньше мужику стремишься угодить — тем больше он за тобой бегает. Мужики не ценят то, что женщины делают для них, они ценят только то, на что их развели. Я держу себя в руках, сама не звоню, а он мне иногда по десять раз в день названивает! — она чувствовала, что Андрей попал в ее сети, и могла позволить себе бахвальство.

Поели, напились чаю, и Лариска притащила из комнаты вязку — незаконченный яркий мужской свитер — и взялась за спицы. Каждому своему мужчине она что-нибудь вязала: носки, шарфы, а самым любимым — свитера. “Видишь ли, — говорила она Татьяне, — для каждого из них мне что-то хочется сделать хорошее. Я же изначально понимаю, что отношения не надолго. Так пусть хоть что-то у него от меня останется, хоть ноги не будут мерзнуть, горло не продует…”